Эта непреклонная холодность и исключительный самоконтроль придают ему обаяние, которому ей трудно сопротивляться.
– Я дам тебе задаток – пока. Если твой проект мне понравится, ты будешь руководить работами. Разумеется, за соответствующую плату.
Линда не может подобрать слов, чтобы ему ответить; они первый раз затронули вопрос оплаты. Ей кажется, что ему неловко говорить о деньгах.
Томмазо смущает ее, а это удается немногим. Но Линде хочется поразить его каким-то безумным поступком и увидеть реакцию.
Томмазо тем временем продолжает:
– Предупреждаю: сроки немного сжатые.
– Насколько?
– Два месяца, – коротко отвечает он.
– Два месяца?! – Линда озадаченно смотрит на него.
– Работы нужно завершить к концу августа…
– Н‑да, так гораздо сложнее… – говорит она, качая головой.
Внезапно раздается женский голос. Это она.
– Mon amour, ты здесь?
– А вот и моя спутница, – вполголоса говорит Томмазо. Затем, перегнувшись через перила и повысив голос ровно настолько, чтобы его услышали, отвечает: – Надин, мы здесь, поднимайся.
Через несколько секунд появляется Надин, прекрасная и безупречная, какой Линда впервые ее увидела за стеклянной перегородкой студии. Она высокая, стройная, держится элегантно и уверенно, словно богиня. На ней брючный костюм из белого шелка, на плече – сумочка Chanel Black&White, на ногах – туфли-лодочки в тон.
Вблизи ее безупречная экзотическая красота приводит почти что в трепет: янтарная кожа, орехово‑карие глаза, правильные черты лица, темные волосы, гладкие и блестящие, уложенные лаком.
Она пожимает Линде руку и удостаивает ее формальной улыбки.
– Ну, как продвигаются переговоры? – спрашивает она мелодичным голосом, слегка грассируя и смягчая «к».
Рядом с этой женщиной Линда чувствует себя не в своей тарелке, что с ней случается редко.
– Мы как раз обсуждали вознаграждение, – докладывает Томмазо.
Надин смотрит на него так, будто предлагает продолжить мысль. Он оборачивается к Линде.
– Если округлить, как считаешь, семьдесят тысяч евро будет достаточно? – серьезно спрашивает он. – Учти, что ты будешь работать только над декором и меблировкой. Штукатуркой, монтажом, электрикой будет заниматься отдельная бригада, с которой потом, в момент сдачи, ты обсудишь необходимые вопросы.
У Линды нет слов. Эта сумма намного выше обычных рыночных расценок. Она могла бы принять ее и успокоиться, но Линда не из тех, кто соглашается сразу. После секундного молчания она делает глубокий вдох и говорит:
– Проект довольно сложный, да и сроки сжатые. К тому же, – добавляет она важным тоном, – у меня есть и другие клиенты, я не могу их вот так вот взять и бросить…
Томмазо и Надин обмениваются понимающими взглядами, которые не выдают их мыслей.
Затем он обращается к Линде:
– Хорошо, какая сумма тебя бы устроила?
– Сто тысяч.
Она это сказала. Линда отлично понимает, что просит слишком много, и чувствует себя немного виноватой, но такой случай представляется один раз в жизни. Может быть, они сторгуются на восьмидесяти тысячах…
В конце концов, переговоры ей всегда удавались.
– Ну хорошо, – наконец говорит он, лишая ее дара речи.
У Линды перехватывает дыхание. Она уже приготовилась сражаться, выпустила коготки – и вдруг ее обезоружили. Разумеется, работы будет много, да еще надо привлекать дизайнера по свету, реставраторов – бедняге Бози придется составить нехилую смету для этого проекта…
– Ну и отлично… – произносит она, стараясь не выдать волнения.
Надин поворачивается к Томмазо. Их взгляды встречаются и источают невидимые искорки. Она явно не одобряет его поступок, но не высказывает своего недовольства. Не должен был он уступать.
А Томмазо, который ждал такой реакции, думает, что в длительных отношениях даже кивок головы партнера красноречивее всяких слов.
– Но сначала докажи, что ты их заслуживаешь, – уточняет он, оборачиваясь к Линде. – Ты же сама сказала: я могу вынести мозг кому угодно.
Вспомнив о своей дерзости, Линда немного вызывающе смеется. Она взволнована и хочет любой ценой выдержать это испытание, чтобы поразить его и получить обещанный ей гонорар.
Линда так погрузилась в свои фантазии, что и не замечает, что Томмазо протягивает ей руку.
– Что ж, договорились, – говорит он. – Жду от тебя новостей. Бози передаст тебе план и все, что нужно для составления проекта.
– Хорошо, – озадаченно отвечает Линда, пожимая его горячую ладонь. Надин тоже поспешно протягивает ей свою хрупкую руку.
– Спасибо, – говорит на прощание Томмазо.
– Вам спасибо.
Линда слегка кивает головой и направляется к выходу, едва не прыгая от радости. Первый бой выигран, но впереди еще целая война.
Глава 8
Уже почти восемь вечера, но в Тревизо еще очень жарко. Бледно-красное солнце тихо заходит за облака. В воздухе пахнет летом и морем, все вокруг пронизано эйфорией, на лицах прохожих – покой и мысли об отпуске.
Линда идет быстрым шагом через городские арки к Пьяцца деи Синьори. Ее уже ждут у Соффони на традиционный пятничный аперитив: она и так уже отказалась от двух последних вечеринок из-за виллы, которая съедает все ее время. Но ей это нравится.
Когда Линда приняла вызов, то отлично понимала, что взваливает на себя тяжелую ношу. Это не то же самое, что работать над обычными проектами в студии. Но разве она могла отказаться от такой возможности? Кроме того, вызов – это ее стихия: она обожает риск и осознание того, что все зависит от ее таланта.
Линда прибавляет шаг, хотя замшевые полуботинки ей немного жмут и она вспотела в облегающих джеггинсах. Даже не успела забежать домой и поправить макияж. Хотя, может, так лучше: она решила больше не краситься после того, как Алессандро сказал, что макияж ее старит и ему больше нравится естественность. Уж ему-то она верит.
Она обходит группку разряженных подростков в коротеньких облегающих топиках, с голыми пупками. Линда ощущает себя не старше этих шестнадцатилеток и не может смотреть на них строго – лишь невольно улыбается и вспоминает себя в этом возрасте, немного неуверенную в себе.
Кроме того, вызов – это ее стихия: она обожает риск и осознание того, что все зависит от ее таланта.
Вдруг она вспомнила, как Давиде лизал ее пупок, когда они занимались сексом в лесу, будто пытался разгадать какую-то ее тайну, спрятанную внутри. Должно быть, ему это нравилось – она запомнила выражение его лица после эротической игры. Кстати, с тех пор как приехал Алессандро, Давиде что-то пропал. С другой стороны, может, это и к лучшему.
