– Полезной машине. Весьма эффективной машине.
– Согласен, но ведь он, черт побери, мой брат. Мы всегда были с ним близки.
– Теперь у Эдуарда нет близких.
– Почему? Что с ним такого случилось?
– Откуда мне знать, дорогой? Ему так нравится, и, должна признать, для меня это все упрощает. Сейчас мы прекрасно с ним ладим. Обсуждаем дела, он расспрашивает меня о здоровье, не забывает поздравить с днем рождения и все прочее… – Она пожала плечами. – Я всегда ощущала, что Эдуарду от меня что-то нужно, Даже когда он был ребенком. Словно ему вечно чего-то не хватало – это страшно действовало на нервы. Теперь он ничего не требует – в чисто человеческом плане. И, честное слово, так много лучше.
Жан-Поль задумчиво помолчал. Он и раньше-то не отвечал взаимностью на любовь матери, а сейчас и вовсе чувствовал к ней неприязнь. Но ему хотелось понять.
– Как у него с женщинами?
– А, с женщинами… – Луиза нехотя улыбнулась и разгладила на коленях платье. – Ну, их-то у него хватает, по крайней мере, мне так говорили. Но со мной он о них не разговаривает.
– Он намерен жениться? – выпалил Жан-Поль, но Луиза пожала плечами.
– Вероятно. Когда-нибудь. Ему хочется иметь наследника. По-моему, он стремится продолжить династию, как и ваш отец. А ты, Жан-Поль, так и не женился.
– Ну, я… просто не попадалось подходящей женщины. Но, может, еще и женюсь.
Он беспокойно переминался с ноги на ногу, сам удивляясь тому, что злость на Эдуарда совсем прошла. Ему стало жалко брата.
Луиза нахмурилась и тоже встала.
– Разумеется, крайне важно, на ком женится Эдуард… – задумчиво произнесла она. – Крайне важно. Я часто об этом думаю.
– С чего бы, мама?
– Ох, дорогой, это же очевидно. Эдуард одержим – разве ты не видишь? Одержим своим делом, одержим мыслью увековечить память отца. Он просто с ума сходил из-за этого мальчишки Грегуара. Представь, как-то раз даже привез его ко мне на чай. Ребенок был совершенно невоспитанный, разбил чашку севрского фарфора – Эдуард сказал, что от волнения… Так что, если Эдуард влюбится и женится, – это будет та же одержимость. Его жена сумеет им управлять, и тут уж, Жан-Поль…
– Управлять им? Какая-то женщина? – рассмеялся Жан-Поль. – Вы, верно, шутите. Эдуард сам себе хозяин.
– Пока что, – заметила Луиза, отворачиваясь. – Но все может измениться. Ты не знаешь своего брата, Жан-Поль. Он совсем не машина, как тебе кажется. За холодной личиной кроется страстная, очень страстная натура.
Приехав попрощаться с братом, Жан-Поль все время думал об этих словах, сказанных матерью. На покупке земель де Курселя он, конечно, поставил крест. Эдуард держался бесстрастно, ни словом, ни знаком не выказав удовольствия по поводу победы. Жан-Поль видел сидящего за письменным столом человека, видел его стальные глаза, и его захлестнула волна безумной, бессильной нежности.
– У меня рейс в девять вечера, есть время поехать куда-нибудь выпить, может, даже пообедать. Идет? Ненавижу разговаривать в офисах, Эдуард. Мне от них всегда было не по себе.
– Увы. – Эдуард бросил взгляд на тонкие наручные золотые часы де Шавиньи. – У меня весь вечер расписан, я не смогу отменить встречи.
– Да провались оно, Эдуард, мог бы и отменить. Брось, мы так редко видимся. Я с удовольствием выпью с…
– К сожалению, я уже опаздываю. Жан-Поль неловко поднялся.
– Ну, ладно, тут уж ничего не поделаешь. А жаль. Может, ты скоро приедешь в Алжир? Приедешь? Мне бы хотелось…
– Возможно. – Эдуард подумал. – Если политическое положение изменится к худшему.
– Ага. Прекрасно. Тогда сообщи. Но позвони сам, не через эту твою чертову секретаршу. Договорились?
Эдуард посмотрел ему в глаза и впервые улыбнулся:
– Договорились.
Они пожали друг другу руки. Провожая брата до дверей, Эдуард вручил ему небольшой конверт.
– Это может показаться тебе интересным, – заметил он. – Прочти в самолете. Или уже в Алжире, когда вернешься…
Жан-Поль летел первым классом. Мартини он начал пить еще на земле. Над Средиземным морем, когда стюардесса непонятно почему оставила его заигрывания без внимания, он вскрыл конверт.
Там были материалы об учреждении новой детской больницы в парижском пригороде, которую построят на деньги компании де Шавиньи; компания же будет ежегодно выделять на ее содержание суммы из своих благотворительных фондов. Жан-Поль листал страницы, не в силах уразуметь, с какой стати Эдуард подсунул ему эти документы. Насколько он понимал, у де Шавиньи сейчас несколько подобных проектов, призванных снизить налоги на прибыль.
Он перевернул очередную страницу. Отделение инфекционных заболеваний учреждается лично его братом. Жан-Поль уставился на цифры: десять миллионов долларов на благотворительные пустяки – однако не слишком ли? И. тут до него дошло: отделение будет носить имя его сына, Грегуара.
Весной следующего, 1957 года Мари-Од Руссе, старшая секретарша Эдуарда де Шавиньи, молодая женщина выдающихся способностей, известная тем, что ее ничто никогда не заставало врасплох, связалась с Эдуардом по интеркому. На сей раз она таки утратила самообладание.
– Тысяча извинений, мсье де Шавиньи, но тут одна дама упорно добивается личного разговора с вами. Она… м-м… не вешает трубку. Я ей объяснила, что вас нет, но…
– Кто это?
– Она называет себя графиней Сфорца-Беллини, сэр.
– Меня для нее нет. Впервые слышу это имя. – Эдуард потянулся отключить интерком, но замер с поднятым пальцем. – Погодите. У нее английский акцент?
– Да, мсье де Шавиньи. Ярко выраженный.
– Соедините. И отмените назначенные на вечер встречи.
Старшая секретарша на секунду утратила дар речи.
– Отменить, мсье де Шавиньи? Но в семь вас принимает посол Саудовской Аравии, в восемь вы встречаетесь с заместителем министра внутренних дел Соединенных Штатов по вопросу о нефтепроводе в Литтл Биг Инч, в девять к вам в Сен-Клу прибывает Саймон Шер, а в десять вы обещали быть на приеме у герцогини Кин-сак-Плессан…
– Я сказал: отменить. А сейчас соедините.
– Слушаюсь, мсье де Шавиньи.
Мари-Од неприязненно взглянула на телефон. Откуда она взялась, эта дамочка?
– Соединяю, графиня. Эдуард поднял трубку:
– Изобел! Где ты? В «Ритце»? Выезжаю.
Из всех великих отелей Парижа «Ритц» выделяется одним неоспоримым достоинством: он расположен на Вандомской площади, а площадь – в двух шагах от самой соблазнительной торговой улицы на свете, Фобур-Сент-Оноре.
Изобел воспользовалась этим соседством – успела побывать в салоне де Шавиньи на этой улице; поскольку она волновалась, то и вырядилась экстравагантней обычного. Она ждала Эдуарда за столиком в роскошном jardin interieur[17]. На ней было ее любимое узкое платье от Диора из шелкового крепа цвета violette de Parme[18]и ожерелье из аметистов и бриллиантов от де Шавиньи. Тонкой кожи перчатки по локоть были окрашены в тон платью. Изобел надумала явиться в своей самой умопомрачительной шляпе с черной шелковой вуалью. Она трижды надевала и снимала шляпу; сейчас та лежала рядом на стуле. В результате Изобел слегка растрепала прическу, против света ее волосы смотрелись огненным ореолом. Она с огромным удовольствием отметила, что к ней прикованы взоры всех мужчин в помещении. В этот день ей исполнилось тридцать шесть лет, так что эти взгляды придавали ей уверенности.
