— Вам удобно?
— Да, — кивнула Алина.
Художник придвинул длинный штатив с лампой на конце и включил свет. От неожиданности Алина зажмурилась.
— Я сейчас уберу, — успокоил ее Глеб Владимирович. — Свет не будет падать вам в глаза.
Майка уселась на стул с чашкой чая.
— А что там у вас наверху? — Она указала на деревянную лестницу, ведущую на какое-то подобие второго этажа.
— Импровизированная спальня. Иногда, особенно когда срочный заказ, приходится оставаться здесь ночевать.
Майка сделала Алине страшные глаза: я тебя предупреждала! Алина чуть заметно пожала плечами.
— Вы не возражаете? — Художник накинул на плечи Алины тонкий прозрачный шарф, переливающийся всеми оттенками зеленого, который очень подходил к ее глазам.
Глеб Владимирович выдавил на палитру свежих красок, несколько минут постоял, внимательно вглядываясь в свою золотоволосую модель, и началось священнодействие...
За два часа они дважды прерывались на перекур, Алина выпрямлялась, разминая затекшие плечи. Позировать художнику оказалось не такой уж легкой задачей. Все время что-нибудь затекало, и страшно хотелось поерзать в кресле и переменить позу. Майка начала откровенно скучать. Во время очередного перерыва она отозвала Алину в сторонку.
— Меня там уже Стас ждет. Может, хватит на сегодня?
— Иди, — сказала Алина, которой все происходящее очень нравилось. — Все будет в порядке.
— Сама вижу. Не перевелись еще нормальные люди. Но если что — выбегай в коридор и кричи: он же тут не один.
— Дура ты, Майка, — беззлобно улыбнулась Алина.
— От такой слышу. Ладно. Рада была познакомиться, — повернулась она к Глебу Владимировичу. — К сожалению, мне пора.
— Вы тоже уходите? — обратился художник к Алине.
— Нет, мы же еще не закончили.
— Если вы устали...
— Нет-нет, — заверила его Алина. — Все хорошо.
— Я провожу вас. — Глеб Владимирович галантно распахнул перед Майкой дверь.
— Пока! Не задерживайся долго. — Майка красноречиво посмотрела на подругу. — Лора Александровна волноваться будет.
— Иди уже!
Глеб Владимирович вернулся через пару минут.
— Вы не будете возражать, если я поставлю музыку?
— Нет, конечно.
Щелкнула кнопка магнитофона, и по мастерской понеслась медленная мелодия.
— Кто это поет? — спросила Алина, завороженная нежными звуками.
— Стинг, — ответил Глеб Владимирович и взял кисть.
Еще два часа пролетели совсем незаметно.
— Все, на сегодня хватит. — Глеб Владимирович окинул придирчивым взглядом свою работу. — Вы не очень устали?
— Немного, — призналась Алина, поднимаясь. — Можно посмотреть?
— Конечно, только это еще набросок.
Алина обошла мольберт.
То, что она увидела, слегка разочаровало ее: какие-то разбросанные пятна, угольные линии, и никакого сходства. Глеб Владимирович улыбнулся, глядя на ее удивленное лицо.
— Вы разочарованы? Я же сказал, это только набросок. Самое начало работы...
— Я в этом ничего не понимаю, — призналась Алина.
— Это не страшно, — успокоил ее Глеб Владимирович. — Просто вы, видимо, никогда не общались с художниками.
— Да, меня еще никто никогда не рисовал.
— Я очень рад, что в некотором роде я являюсь первооткрывателем. Хотите еще вина?
— Хочу, — кивнула Алина и протянула бокал.
Дверь мастерской заскрипела, и в комнату вошел человек, которого Алина с Майей видели в коридоре. Только теперь вся его взъерошенность исчезла, и выглядел он вполне симпатично.
— Глеб, я хотел у тебя попросить... — Он увидел Алину и осекся. — Откуда такая красота? Нашел себе новую натурщицу?
— Познакомьтесь. — Глеб Владимирович кивнул в сторону мужчины. — Это — Игорь, он работает вместе со мной на худграфе, живопись преподает. А это Алина.
Игорь окинул Алину профессиональным взглядом.
— Очень приятно... Глеб, можно тебя на секунду?
— Извините. — Глеб Владимирович вышел вслед за Игорем в коридор.
Алина глотнула вина и снова опустилась в кресло. Все происходящее ей очень нравилось, и уходить никуда не хотелось.
Глеб Владимирович вернулся через пару минут.
— Алина, там у Игоря художники собираются. У нас сегодня что-то вроде юбилея. Пять лет назад в этот день мы все въехали в эту мастерскую. Нас с вами приглашают. Пойдем?
— Пойдем, — согласилась Алина. — А это далеко?
— Вторая дверь по коридору.
Мастерская Игоря отличалась от мастерской Глеба Владимировича творческим беспорядком, граничащим с бардаком. Вперемешку со стоящими, свернутыми и висящими холстами валялись какие-то доски, рулоны бумаги, рамы, багеты. Практически все картины были выполнены в одной цветовой гамме — от бледно-салатового до глубокого темно-зеленого. И почти с каждой огромными, круглыми, лунными глазами смотрели кошки.
— У Игоря тут ремонт, ты сильно не пугайся. — Глеб Владимирович как-то незаметно и очень органично перешел на «ты».
— Какая девушка! — поднялся со своего места сухощавый, совершенно седой человек лет шестидесяти. — Прошу вас, садитесь. Глеб, познакомь нас с дамой.
— Прошу любить и жаловать. Это — Алина.
— Михаил Иванович, — представился седой. — Виктор Ильич, бросай свои альбомы, смотри, какую красоту к нам Глеб привел!
От стеллажа с альбомами отошел невысокий черноволосый мужчина.
— Виктор Ильич. — Он протянул Алине руку, та, немного смущаясь, подала свою. Виктор Ильич чуть склонился и легко поцеловал кончики ее пальцев.
Алину усадили за накрытый стол, на котором стояли дымящаяся картошка, селедка, зеленый лук, нарезанная кружками колбаса и две бутылки водки.
— Вина никто не додумался купить? — спросил Глеб Владимирович.
— Глеб, ну ты же знаешь, что вино, кроме тебя, никто не пьет.
— У меня, по-моему, оставалась еще бутылка. Я сейчас принесу.
— Алина, — наклонился к ней Михаил Иванович. — А вы не хотели бы у нас поработать?
— У вас? — не поняла Алина.
— Ну да, на худграфе. Нам очень не хватает такой живописной натуры.
— Миша, ну что ты сразу быка за рога! — вмешался Виктор Ильич. — Дай девушке оглядеться немного. Кстати, где остальные?
— Я уже всех позвал, — сказал Игорь. — Сейчас подойдут.
И действительно, через пятнадцать минут в мастерской появились еще трое — молодой светловолосый парень, лет двадцати пяти, который отрекомендовался Сергеем, чуть прихрамывающий, средних лет человек со странным именем Витолий Дмитриевич и красивая темноволосая дама с кошачьим разрезом глаз и очень подвижным лицом, ей, в зависимости от выражения лица, можно было дать и двадцать лет, и тридцать.
