Огонек ненависти вспыхнул в его глазах, погорел и погас. Тяжело ступая, он повернулся и вышел из комнаты.
Я уехала в Москву на следующий же день. Встала рано, как ни странно бодрая, настроение хорошим назвать было нельзя, но вполне терпимое, если учитывать вчерашние обстоятельства. Пока все спали, я сбегала на речку, искупалась. В воде меня не оставляло ощущение, что за мной кто-то наблюдает, и я несколько раз нервно оглядывалась, но возле пляжа кустов не было, где, спрашивается, мог прятаться наблюдающий?
После купания, повесив купальник сушиться, я пошла на кухню. Мария Сергеевна хлопотала с завтраком, увидев меня, огорчилась, что у нее пока еще ничего не готово. Я успокоила ее, заявив, что мне достаточно чашки кофе, можно растворимого, и бутерброда. Женщина разворчалась, что не хватало ей еще травить меня растворимой гадостью. Не прошло и пяти минут, она налила мне из турки ароматный и крепкий кофе и сделала пару бутербродов. Мое замечание, что не мешало бы ей самой сесть и позавтракать как следует, она отмела, сказав, что позавтракала еще час назад и кофе на завтрак она не пьет, чай тоже, только свежий сок.
Когда я, собрав свои нехитрые пожитки, спустилась вниз, все домочадцы завтракали на веранде. Я поблагодарила за гостеприимство и попрощалась коротко со всеми разом, сделав исключение только для Валерика. Я погладила его по голове, попросила вести себя хорошо и не капризничать, обещала навестить его, как только смогу. Мальчик еще окончательно не проснулся, глазенки у него были сонные, он никак не отреагировал на мои слова, наверно, не понял их. Хозяин кивнул мне, но глаз от тарелки не поднял. Нина Федоровна вздохнула и пригласила приезжать еще. Маринка заерзала, хотела что-то сказать, но, поглядев на угрюмого отца, вскочила из-за стола и бросила, что проводит меня до машины. Вадик молча помахал мне рукой, выглядел он как-то вяло и невыразительно. «Быки», наскоро прожевав и проглотив что-то, вполне членораздельно и дружно сказали мне «до свидания» и даже улыбнулись, вежливые люди, оказывается! Маринка чуть ли не за руку потащила меня к машине, так ей хотелось поскорее скрыться от родительских глаз. Но как только мы оказались в гараже, прохладном и полутемном по сравнению с верандой, уже нагретой солнцем, Маринка стала упрекать меня, что я бросаю ее на съедение старикам, и заныла, что тоже хочет в Москву.
— Мамахен, может, и отпустила бы меня, но вот папахен — такой вредина! Сказал — сиди с ребенком здесь, нечего в такую жару болтаться в городе. Можно подумать, что здесь Арктика. И на танцы так и не сходили, а так хотелось. Ой, ну, может, останешься, а? Ну хоть на пару деньков? Что, не хочешь? Я вообще-то тебя понимаю, я и сама теперь боюсь, после того что случилось, вот ужас! В воду теперь ни за что не полезу, хоть режь!
Я только пожала плечами — в воду Маринка и до этого случая не лазила, — чмокнула ее рассеянно в щеку и села в машину.
Москва встретила удушающей жарой и бензиновым смогом. В доме осталась только бакалея, но отправляться в поход по магазинам в полдень было бы безумием, и я отложила это мероприятие на вечер. Спать днем смысла не было, да и желания тоже, читать нечего. Мысль о книгах навела меня на размышления о бумагах вообще и об Аськиных в частности. Странно, но в ее квартире, кроме грошового романа, не было ни единой бумажонки, не считая туалетной разумеется, и я решила проверить, так ли это. Перерыла все, но нигде ничего не нашла. В изнеможении рухнула в кресло, и тут мой взгляд упал на журнал «Вог», который валялся на нижней полке журнального столика. Стоп! А он-то откуда взялся? Я его не покупала, это точно. Какое-то время я в недоумении таращилась на него, но тут у меня в голове словно что-то щелкнуло, и я вспомнила, что этот журнал был в черном Аськином пакете вместе с дамской сумочкой без ручек. Я смотрела на журнал, не решаясь взять его в руки, словно он мог взорваться. Его присутствие здесь меня тревожило, ведь больше ни книг, ни журналов, ни даже открыток у Аськи не было. Но потом я резонно рассудила, что в самом журнале нет ничего особенного, обычное женское чтиво, вполне могла купить почитать, скажем, на сон грядущий, а что он один, так тоже ничего загадочного. Может, она регулярно покупала журналы, читала, а потом выбрасывала за ненадобностью. Я взяла журнал и стала листать его, даже прочитала статью о мехах. Много времени это не заняло, но мне представилась вдруг ванна, в которой я могла бы успешно убить время, и ощущение липкости тела. Захлопнув журнал, я кинула его на журнальный столик, но не рассчитала силу, он пролетел по столу и шлепнулся на пол. Вставать было лень, но я все равно собиралась идти в ванную, поэтому, покряхтев, все же выкарабкалась из кресла. Возле журнала валялся маленький розовый листочек, видимо, вылетел из него. Я подняла его и повертела, листок был чистым. Журнал я положила на место, а листок смяла в руке. Постояла несколько секунд, решая, куда же мне бросить его. Кроме мусорного ведра на кухне, больше некуда, и я поплелась на кухню, сжимая бумажку в руке. На кухне я открыла шкафчик, где стояло ведро, и стряхнула в него листок, чуть прилипший к руке. Короткого мгновения, пока он падал, мне хватило, чтобы увидеть, что на нем все-таки что-то написано. Я чертыхнулась и полезла в ведро, благо оно было чистое, достала листок, расправила его. Действительно, какие-то синеватые строчки, проглядеть я их никак не могла, значит, сначала их не было видно, а теперь они проявились, должно быть от тепла руки. Ничего себе! Прямо роман «Граф Монте-Кристо», но только там текст проявился от тепла горения, а у меня всего лишь от температуры тела. Ну и что мне с этим делать? Ведь ничего же не понятно. На листке было пять строчек в столбик: сначала следовала какая-нибудь латинская буква, а потом целый ряд цифр группами по три, по пять, а то и больше, без какой-либо системы. Цифры эти нельзя было соотнести ни с датами, ни с номерами телефонов. Конечно, с чем-то они очень даже соотносились, но это мог знать только тот, кто их написал, да еще Аська, которая, увы, уже ничего не расскажет. Откуда-то у меня было убеждение, что не Аська их писала, она была лишь передаточным звеном. Теперь мне предстояло решить, что делать с этой бумажкой, уж лучше бы я ее не находила. Поскольку я к этому моменту была уже в ванной, засунула бумажку в начатый пакет прокладок «Котекс» на каждый день, все равно я ими не пользуюсь, пусть валяется там. В теплой благоухающей ванне я валялась больше часа, после нее меня так разморило, что ни о каком походе по магазинам не хотелось и думать. Я сделала себе чаю и провалялась весь вечер в кресле перед телевизором. Мне ночью снилась какая-то невнятица: то я нахожусь в воде и за мной кто-то охотится, но кто именно, непонятно. То я в какой-то пещере в сундуке нашла шелковые свитки, а на них иероглифы, и мне почему-то до зарезу нужно их расшифровать, а я даже не имею понятия, какой это язык. Проснулась я в дурном расположении духа и поплелась под холодный душ — лучшее средство от ночных страхов. Позавтракала чашкой кофе с сырными крекерами, больше просто ничего не было. Пора было идти за покупками.
В ближайшем к дому магазине меня не устроил ассортимент сыров, мясо показалось жилистым, и я поехала в другой магазин. Там я смогла отовариться по вкусу и даже купила книжку Поляковой. Чем-то меня эта авторша привлекла, я явно обрадовалась, увидев ее: может, раньше она мне нравилась? Я сочла это хорошим знаком: может, мою память начинает мучить совесть, и она не сегодня завтра начнет колоться? Когда я загрузила пакеты в машину и была уже за рулем, меня окликнули. От ступеней магазина ко мне направлялся мужчина очень маленького роста, немного смахивающий на Де Вито, но потоньше и респектабельнее. Я вылезла из машины и захлопнула дверцу. При виде этого вроде бы безобидного карманного мужичка ледяной холод прошел по моему позвоночнику, но холод не страха, не тревоги, а как бы это поточнее выразиться, встречи с неведомым, что ли. Я чувствовала, что знаю этого человека, хотя не помню откуда.
