Днем она по-прежнему работала подменной учительницей, а по ночам, когда Шейн спал, готовилась к сдаче «ЛСАТ». За прошедшие годы тест изменился — стал компьютеризированным и основной акцент теперь делался на скорость ответов: чтобы уложиться вовремя, требовалось отвечать автоматически, не задумываясь. К тому же пришлось осваивать новый раздел — математический.
Четыре месяца спустя она сидела в одном из четырех лекционных залов Джорджтауна, выделенных для проведения теста и битком набитых абитуриентами, которые были моложе ее почти на целое поколение. Юноша, сидевший рядом с ней, положил перед собой секундомер. Девушка на соседнем месте извлекла из красного пенала и выложила по правую руку от себя пять заточенных карандашей. В двух рядах впереди молодой человек перевел стрелки на своих часах, чтобы они указывали точно то же время, что и часы на стене аудитории. Джуди предстояло состязаться не просто с одаренностью и знаниями, а с самой молодостью, которой всегда сопутствуют живость мышления и быстрота реакции. От осознания этого ее бросило в дрожь: взгляд заметался по аудитории, перескакивая с одного соперника на другого. Юноша проверил свой секундомер. Девушка взяла карандаш в правую руку, придерживая левой уголок лежавшего перед ней экзаменационного буклета.
Усилием воли Джуди выбросила всех этих людей из головы, сказав себе, что на ее стороне усердие, решимость и целеустремленность. Это должно уравнять их шансы.
— Начали, — объявил с кафедры ответственный за проведение теста. — Время пошло.
Узнав, что со следующей осени мать будет учиться на юриста, Шейн отнюдь не пришел в восторг. Сообщение было выслушано после обеда, когда он очищал тарелки от остатков макарон, а Джуди упорно соскребала со стен кастрюльки прилипший тертый сыр. В свои почти тринадцать лет Шейн уступал матери ростом лишь на полголовы. Его песочные волосы были пострижены лесенкой, как и у большинства сверстников.
— Шейн, у меня хорошая новость, — сказала она и, выдержав паузу, добавила, — к тому же не одна.
— Ты хочешь сказать, что есть и плохая, — отозвался он в обычной насмешливой манере, — и намерена спросить, какую из них я предпочту услышать первой?
— А вот и нет. Сегодня все новости хорошие. Хочешь послушать?
— А как же?
Джуди отправила так и не вычищенную кастрюлю в раковину, уселась и жестом предложила сыну последовать ее примеру. Что он и сделал, опершись ладонями о столешницу и откинувшись назад так, что стул балансировал на двух ножках.
— Первое и главное — осенью я, как и ты, пойду в школу. Меня приняли в Джорджтаун в Вашингтоне. Я поступила туда давно, еще до твоего рождения, а теперь вот решила возобновить учебу. И еще — мы переезжаем на совершенно новое место — в Кристалл Сити. Оттуда до места учебы всего пятнадцать минут на метро, и мне не придется каждый день тратить на дорогу по два часа. Мы сможем больше времени проводить вместе.
Джуди всматривалась в лицо сына, стараясь угадать, как будут восприняты ее слова. Вроде бы она преподнесла новость как следует, но признаков радости мальчик не выказывал.
— Там высоченные дома, сплошь стеклянные, — торопливо продолжила она, — и в каждом имеется бассейн. Парков — ты ведь любишь парки — полно, они тянутся до самого Потомака. Есть свой супермаркет, и не чета здешнему. Настоящий маленький город, построенный с нуля. Там все будут новенькие, как и мы с тобой.
— И, по-твоему, это хорошая новость? — задумчиво спросил он, переваривая информацию.
— По-моему, да. Через три года я стану адвокатом. Джорджтаун — одна из самых престижных юридических школ в стране, и, если дело у меня заладится, у нас все изменится к лучшему. Мы сможем жить, как прежде.
— А что плохого в том, как мы живем сейчас? Мне вовсе неохота никуда отсюда переезжать. Здесь мой дом, здесь все мои друзья. Ты не имеешь права так со мной поступать!
Джуди потянулась к сыну, желая успокоить его. Мальчик отдернулся, но она предпочла сделать вид, будто этого не заметила. До сих пор она, несмотря на вынужденную экономию, усердно скрывала от него плачевность их финансового положения. Возможно, как думалось ей сейчас, слишком усердно. Изменить прошлое было не в ее силах, но теперь пришло время взглянуть в глаза действительности.
— Шейн, мы больше не можем позволить себе содержать этот дом. Ты ведь знаешь, с ним сплошные расходы: то отопление забарахлит, то трубы засорятся, и за все надо платить. Даже не поступи я учиться, нам пришлось бы отсюда съехать: такие траты не по нашему карману.
— Этот дом подарил мне отец, — упрямо проворчал Шейн. — Отдал бесплатно. Он хотел, чтобы дом достался мне, — так и сказал. — Мальчик припомнил слова отца, словно они были произнесены на прошлой неделе.
— Может быть, сам дом и достался нам бесплатно, но, чтобы сохранить его, надо платить за содержание и ремонт. Добавь к этому налоги, страховку, выплаты по закладной — расходы немалые, и они постоянно растут.
— Ты все равно могла бы сохранить дом, если бы хотела. Если бы он хоть что-то для тебя значил. Но тебе охота перебраться поближе к твоему факультету.
— Послушай, Шейн, — Джуди решила попробовать объяснить ему ситуацию так, чтобы было понятнее. — Ты наверное заметил, что мы экономим на еде. И одежду покупаем только в сэконд-хэнде. И учительствовать мне пришлось, чтобы…
— Ты работаешь, потому что тебе так нравится, — оборвал ее Шейн.
— Нет, это неправда, — мягко возразила Джуди. — Нам очень нужны деньги, Шейн. Последние несколько лет были нелегкими для нас обоих, и тебе, и мне пришлось от многого отказаться. Ты оставил бассейн…
— Я не хочу, чтобы ты училась, — выпалил он, глядя куда-то в пространство. — Хочу, чтобы у меня была настоящая мама, как у Джимми и Дэвида. Мама, которая обо мне заботится.
— Шейн, у меня нет выбора. Я должна работать, чтобы мы могли прокормиться.
— Ничего подобного! Ты работаешь, чтобы пореже бывать со мной.
— Что за вздор! Ты ведь сам знаешь, что это неправда.
— Ничего я такого не знаю. Знаю только, что ты плохая мама! Тебе на меня наплевать! Я тебя ненавижу!
Она проигнорировала это восклицание и попыталась урезонить мальчика.
— Шейн, меня не будет дома только в то время, когда ты все равно в школе. К концу твоих занятий закончатся и мои. Мы сможем проводить вместе больше времени, чем когда я работала учительницей. А всего через три коротких года — ты и не заметишь, как они пролетят — я стану адвокатом. Это единственный способ обеспечить наше будущее.
— Ты имеешь в виду свое будущее. Почему бы тебе не сказать правду. Ты собираешься бросить меня, как отец. Он тоже обещал, что у нас с ним все останется по-прежнему, а что вышло? Я уже три года его в глаза не видел. — Он отвернулся, вернулся к раковине и принялся оттирать давно уже чистую тарелку.
— Что ты, Шейн, я никогда тебя не брошу. У нас с тобой точно ничего не изменится, а если изменится, то только к лучшему. Того, как обошелся с тобой… с нами обоими твой отец, я изменить не в силах, но сама никогда не совершу ничего подобного. Ты — все, что у меня есть, я только ради тебя и живу. И учиться решила ради того, чтобы наша с тобой жизнь стала лучше.
