Книга Духов день - Андреас Майер

Визнер никак не мог отделаться оттого сильного впечатления, которое произвела на него Катя Мор во время празднования Троицы на площади. Даже спустя несколько часов после этой встречи он все еще испытывал смятение. Долго и бесцельно бродил, возвращался к стойке, ходил на берег Хорлоффа, заглянул даже на постоялый двор «Под зеленым деревом». Почему он не оказался там, где были Моры, «Под липой», он позднее объяснить не мог. Возможно, просто хотел подумать и побыть один. В «Зеленом дереве» он узнал, что Моры на данный момент здешние постояльцы, они приехали на похороны старого Адомайта. И про их молоденькую дочку речь тоже заходила, но имя девушки произнесено не было, только было сказано, что она учится в Вюрцбурге. Потом Визнер снова отправился к реке и прошел берегом до спортивного авиаклуба. Там он сел в «сесну», стоявшую в ангаре. Ему пришлось немного поспорить с дежурным авиадиспетчером, поскольку он яростно отрицал факт опьянения. Визнер заявил также, что полеты у него оплачены и он имеет право летать. Но сегодня брать самолет не собирается, а просто хочет в одном из них посидеть. Да он сумасшедший, сказал авиадиспетчер. Визнер на это ответил, срок его абонемента скоро заканчивается и у него нет денег, чтобы продлевать его, а положенных ему лётных часов он не выбрал, поэтому ему просто хочется подержать в руках штурвал, пока его абонемент еще действителен. Но только без глупостей, сказал дежурный авиадиспетчер, разрешения на взлет он ему не дает. А мне и не надо, сказал Визнер. Сидя в «сесне», он все-таки запустил мотор, и авиадиспетчер тут же пригрозил ему по рации, что прибегнет к мерам лишения его пилотского свидетельства, если он немедленно не выключит мотор. Однако Визнер выкатил самолет из ангара и даже вырулил на взлетную полосу, но сказал при этом, что не собирается взлетать, ему только хочется еще разок прокатиться по полосе. Затем он прибавил обороты, но только на очень короткое время, даже нос самолета не поднял, а в конце полосы развернулся и покатил назад в ангар. Видишь, сказал он авиадиспетчеру, я не взлетел. Авиадиспетчер ответил, что готов дать ему машину, если он захочет, но в другой день, он знает, что он налетал мало и может летать чаще, его отец заплатил большие деньги за этот абонемент, а он, Визнер, не уделяет полетам должного внимания. Да брось ты, сказал Визнер, он вовсе и не думает о том, чтобы полетать бесплатно. Или у него есть деньги, и он может взять самолет, или у него их нет. Так как у него их нет, он и не полетит, он человек последовательный. Для него нет ничего важнее принципа. Последовательность — непременное условие любых действий. Даже если никто не будет соблюдать этого, он, Визнер, от своего правила не отступит, он на всю жизнь дал себе такую клятву. Поэтому и на абонемент ему наплевать. Он просто хотел посидеть напоследок в кабине. Авиадиспетчер: однако он не должен навсегда расставаться с лётным делом, он ведь уже затратил на это столько труда и стал неплохим летчиком, к тому же он еще так молод. Однако он все же подозревает его сейчас в том, что он пьян. И по правилам обязан составить рапорт о случившемся. Он, Визнер, не мог просто так сесть в машину и выкатить ее на взлетную полосу, это же какое-то безумие. Ну что ж, сказал Визнер, безумие так безумие. Но и в этом есть своя последовательность. Впрочем, он действительно пьян. Но его это нисколько не волнует, он и в пьяном виде может управлять самолетом, и авиадиспетчер это прекрасно знает. Авиадиспетчер еще раз заверил его, если он, Визнер, хочет, то может прийти завтра или в среду, когда опять будет его смена, и он даст ему машину, вопрос с оплатой они как-нибудь урегулируют, у него самого есть еще несколько неиспользованных вылетов, ему все некогда было, Визнеру придется только оплатить бензин. Визнер ответил, он не нуждается в подачках. Дежурный авиадиспетчер сказал, речь о подачках не идет. У пилотов есть еще чувство солидарности. Да брось ты, сказал опять Визнер и отправился назад в город. Какое-то время он побродил вдоль садов на берегу Хорлоффа, туда-сюда, засунув в полной рассеянности руки в карманы. Он то и дело останавливался и разглядывал хозяев, занятых трудом на своих клочках земли. Затем шел дальше. Вдруг он понял, что стоит перед садом своего отца и его кузен занимается расчисткой участка, освобождая середину для завтрашнего пикника. А разве он не на площади у Старой пожарной каланчи, спросил его Георг Визнер. Он был там, сказал Антон. Но у него что-то пропала охота. У него вдруг ко всему пропала охота, и к пикнику в понедельник тоже, и даже… к Духову дню. Зачем ему все это? У него и другие дела есть. Кузен: что значит — зачем? Праздник есть праздник, надо веселиться, и все тут. Люди любят праздники. Визнер: да, но только у него вдруг пропала охота. Вообще, все эти типы тут… с их мещанскими представлениями о работе, должностях, разных фирмах, страховании жизни… он просто никого из них не хочет больше видеть. Кузен: ага.

Наступила пауза, оба молча видели друг на друга. Кузен, конечно, отлично понимал, что Визнер и его причисляет к тем же мещанским типам. Ну а как идут дела в вашей мастерской? Визнер: что? в мастерской… В мастерской все идет своим чередом. А что там еще может быть? Кузен: у него что-то барахлит зажигание, может, посмотрите при случае. Хочешь пива? И не поможешь ли мне тут немножко? Мы решили освободить побольше места для завтрашнего пикника. Визнер: нет-нет, никакого пива. Он совершенно случайно проходил мимо. Конечно, они могут посмотреть, он имеет в виду зажигание… Пусть лучше зайдет в среду, но только во двор к Буцериусам… Привет, Антон, что это вы тут Буцериуса поминаете, спросил подошедший с горой пластиковых стульев Ханспетер Грубер. Грубер, в прошлом школьный приятель Георга, помогал ему сейчас в уборке участка перед завтрашней гулянкой. Визнер тотчас же перевел на него свой мрачный недовольный взгляд. Он вообще никого не поминает, сказал он, это его кузен непонятно о чем говорит. Георг, со смехом: мы действительно никого тут не поминаем. Я составлю пока стулья в сарайчике. Бог мой, да здесь все обито мешками с торфом… Визнер все еще мрачно смотрел на Грубера, а тот достал пачку сигарет, закурил и протянул пачку Визнеру. Оба они стали наблюдать, как кузен Визнера ворочает мешки с торфом. Ну и, спросил Визнер, становясь в своей злости все более несдержанным. Что «ну и», спросил в свою очередь Грубер. Визнер: что теперь ему говорить и как выкручиваться? Глупее ничего не придумаешь. И зачем он только пришел сюда? Идиотизм какой-то. Визнер говорил очень тихо, совершенно упавшим голосом. Когда-нибудь ты ему все равно все расскажешь. Напьешься однажды и расскажешь. Потому что вы с моим кузеном близкие друзья, и ты обязательно ему расскажешь. А мой кузен, черт бы его побрал, такой поря-я-дочный. Грубер сказал, он вообще не видит, в чем проблема. Впрочем, он, конечно, прав, деньги со временем все равно понадобятся. Визнер просрочил уже три месяца. Визнер: да, сверх срока прошло три месяца. А что ему делать? Он же не может взять откуда-то с потолка тысячу марок, ему ведь надо их перезанять где-то в другом месте. Грубер сказал, зря он дал ему деньги. Но Ута не давала ему тогда покоя. Пристала, прямо как репей. Визнер: оставь Уту в покое, он больше о ней даже слышать не желает. Они просто не смогли продать машины так, как задумали. В автомагазине в Дорхайме как раз шла ревизия, все оказалось вообще очень сложно. Их документация не для такой придирчивой проверки. Он, правда, не имеет к этому никакого отношения. Ему просто нужен был капитал для собственной мастерской, для самой обыкновенной авторемонтной мастерской. Он ведь умеет только возиться с моторами. Машины он не продает. Это все N*** делает. Но денег от этого почему-то не прибавляется, он только теперь это заметил. Одна туфта. Он никак не может отдать ему деньги сейчас. Ханспетер Грубер сказал, все это его нисколько не интересует, Визнер может говорить что хочет. Если бы он знал, для чего предназначался тот капитал в тысячу марок, он ни за что бы не дал. А Ута вообще-то знает, что произошло там, в гараже у Буцериусов? Визнер: Ута, Ута, что он заладил про Уту? Хватит, прекрати, пожалуйста! Он, между прочим, с ней порвал, да-да, он покончил с этой дружбой… Грубер засмеялся. Если бы твой кузен знал, сказал он, что за номера выкидывает его маленький Визнер. Ута сказала мне тогда, вы собираетесь открыть мастерскую, совсем маленькую, и для этого тебе нужно тысячу марок. А потом она неоднократно приводила мне аргументы и заверяла меня, что деньги очень скоро окупятся, она гарантирует etcetera. А, собственно, почему вы не открыли эту вашу маленькую мастерскую? Визнер: да мы ее открыли. Он ничем другим и не занимается, кроме как разным мелким ремонтом. Правда, нелегально. Поэтому он и работает для проформы еще на рынке стройматериалов. Это все получилось так совершенно случайно. Один тип из автосервиса в Эхцелле, некий Гёсвайн, который знал Буцериуса через третьих лиц, подошел тогда к нему и сделал им предложение. Он, Визнер, так считает, ведь вреда-то от этого никому нет, а? Моторы, которые они ремонтируют и поставляют в автосервис, не хуже новеньких. Грубер сказал, по сути, он, Визнер, обманул его, но это еще не все, он и Уту обманул, он всех обманул. При этом он не то чтобы врал кому-то, глядя прямо в глаза, он всего лишь очень ловко представил все Уте в другом свете, а она в свою очередь представила это другим так, как поняла из его, Визнера, слов, то есть некоторым образом уже фальшиво, а затем одна ложь нагромоздилась на другую и разрослась до небес. Ему, Груберу, больше бы пришлось по душе, если бы он никогда ни одной из этих лживых историй не слышал. Визнер: да каких лживых историй? Моторы, он же говорит, как новенькие, одни от других просто не отличить. Пойди сегодня в любой автосервис, тебе поставят точно такую же туфту, как наши. Ты даже не представляешь, со сколькими людьми из разных магазинов запчастей они уже познакомились, и все занимаются подобными делишками, втюхивают такие же моторы! Ведь дело везде так поставлено! Ты думаешь, если ты въедешь на своем «опеле» на территорию фирменного сервиса и скажешь, тебе нужен новый карбюратор, они там немедленно распакуют заводскую упаковку и поставят тебе новенький, с иголочки, карбюратор? Как бы не так, теперь такого просто не бывает. Ему это точно известно. Грубер: это незаконно. Визнер: он не желает слушать эту чушь. Все кругом одно дерьмо. Грубер: пусть так, но я плачу свои деньги и за твое дерьмо тоже. Визнеру стало от этого совсем тошно; он развернулся и ушел. Он направился в «Липу», где встретил Буцериуса и узнал от него, что вечером в доме Адомайта состоятся поминки. Он принялся бесцельно слоняться, дожидаясь вечера, а потом двинул в Нижний Церковный переулок. Там он выкурил не меньше пачки сигарет, все время бросая взгляды на освещенные окна наверху, он даже несколько раз подумал, не подняться ли ему туда, что было бы для него гораздо лучше, у него появилась бы тогда блестящая возможность сказать девушке напрямик, что он хочет с ней познакомиться. По его убеждению, нет ничего более проигрышного, чем все эти хитроумные ходы и приколы и неестественность приставания к девушке, и чем дольше это длится, а ты все выжидаешь, пока заговоришь с ней, тем искусственней и надуманней выглядит все в ее глазах и тем меньше шансов на успех. Там, наверху, его никто даже не заметит, все стоят кучками, и, если он, Визнер, появится в квартире, никто не найдет в этом ничего странного. Однако вскоре Визнер отбросил эту мысль, поняв, что это ни к чему не приведет, он не стал подниматься наверх в квартиру Адомайта. Внезапно у него появилось ощущение, что он кого-то заметил на другой стороне переулка, кто тоже был занят тем, что поглядывал на дом Адомайта, внимательно наблюдая за ним. Но вначале он как-то не придал особого значения этой фигуре, так он был занят собственными мыслями, а когда вдруг спохватился и посмотрел туда, там уже никого не было. Да это же был тот тип из южного Гессена, сказал он сам себе. Что ему тут надо?