Перед наземными шахтами метро расположился небольшой рынок. Всякое нужное и ненужное старье, свежие овощи, биологически чистая домашняя птица. Целый стол с баночками меда из окрестностей Берлина. Светофор переключился на желтый, и где-то рядом пронзительно и резко задребезжал велосипедный звонок, звук приближался и становился все громче. Низко согнувшись над рулем своего гоночного велосипеда, молодой человек с длинными кудрями отчаянно сигналил, сгоняя с дорожки немолодую женщину в черном костюме, поправлявшую у себя в вырезе на груди косыночку нежного цвета. Как и многие другие, она ждала автобуса, но, очевидно, не заметила, что стоит на велосипедной дорожке.
— С дороги, клуша!
Парень промчался так близко от нее, что шифоновая косыночка улетела, а женщина крутанулась вокруг себя и зажала в ужасе руками уши. Сумочка сползла на локоть.
— О боже! — Она отступила на шаг назад, коротко взглянула на остальных пассажиров. Потом посмотрела себе под ноги, на маркировку дороги. — Да, он прав, — сказала она, качая головой. — Возразить нечего, правда на его стороне…
На Хобрехтштрассе Де Лоо припарковал машину перед магазином спортивных кубков и других трофеев, взял зеленый ящик и вошел в соседний дом с вывеской «Пансион „Polska“». Дверь в стиле модерн, начало двадцатого века, глиняные плитки на полу, вытоптанный меандр, слева внизу медная табличка, и он осторожно, мизинцем, нажал на кнопку звонка. Нежная трель прозвучала три раза, послышались голоса, смех. Крошечный глазок светло-серого цвета, похожий на птичий глаз, потемнел, и женский голос за дубовой дверью произнес:
— A-а, глупости все! Он безработный, у него диабет, вдобавок он наркоман и живет у матери. И работать тоже нигде не работает.
Она распахнула дверь. Красные от хны волосы, высокий начес, и ее сладостная улыбка на привлекательных, накрашенных немного неровно губах тотчас же померкла, как только она увидела зеленый ящик.
— Смотрите пожалуйста! Новенький? — Она отступила от двери, но Де Лоо остался стоять на коврике, он подал ей через порог еду, а она завела руку за спину, поправила сзади врезавшиеся трусики и сказала: — Ну, входи, что ли! Мы не кусаемся!
— В этом я как раз не уверен…
В темном вестибюле, где в два ряда шли черные лакированные двери, пахло лавандой и дезинфицирующим средством «Сагротан». Под потолком висел вентилятор с плексигласовыми лопастями, а по темно-вишневым обоям шли золотые разводы. Маленькие лампочки с кривыми, местами обугленными пергаментными абажурчиками едва освещали перед каждой дверью остатки ковра — полукружья с листьями папоротника по черному фону. Настенные пепельницы, как в автомобиле. Полуголая женщина в топике с блестками закрыла входную дверь и крикнула:
— Шанталь? Ты опять трахаешься?
— Не-е, я сижу на толчке.
— «Чаппи» привезли! Неси пустой ящик, когда оправишься.
— Ладно. А ванильный крем есть?
Женщина взглянула на Де Лоо, подняв вопросительно брови, тот покачал головой.
— Сегодня нет! — крикнула она и указала ему на узкое помещение возле двери, что-то вроде кухни. И сюда дневной свет не проникал, окно, выходившее во двор, было закрашено черным. Настенные шкафы, микроволновая печь, большая стеклянная банка из-под леденцов, полная презервативов, а перед сервантом сидели две молоденькие женщины, на которых было надето еще меньше, чем на той, что в топике с бретельками и в блестках, обе тут же уставились на Де Лоо. Он поздоровался, избегая смотреть на них более пристально, краем глаза он видел пальчики с лаком на ногтях, лежавшие на журнале с кроссвордами, немного золота под черными кружевами, молодой рот, грызший кончик шариковой ручки. У стены напротив электрообогревательный прибор с раскаленной спиралью.
Еще чуть дальше стояла седовласая старуха в простых тренировочных штанах и возилась со штепселем. Несмотря на то что в помещении было очень тепло, на ней был толстый пуловер и меховые тапочки, она кивнула головой, указывая на скамейку у окна.
— Туда, пожалуйста. Вчерашнюю пустую тару сейчас принесут. Кофе?
Де Лоо посмотрел на часы.
— Не откажусь.
Он выставил термоконтейнеры на стол, а одна из девиц сунула руку под мойку и вытащила табуретку на ножках из хромированных стальных трубок. Он поблагодарил кивком, сел, закинул одну ногу на другую, не зная толком, куда ему смотреть. На той, что глядела в кроссворды, на блондиночке, были только стринги и бюстгальтер, да и тот мало что прикрывал — кожаная оплетка из двух петель. Он сидел так близко от нее, что мог разглядеть два-три волоска на темных кружках вокруг сосков. У второй, не старше двадцати лет, были длинные черные волосы и короткая челка, и под тонким просвечивающим боди-стрингом блестела цепочка, на ней золотой листик клевера. Она коснулась Де Лоо носком туфли.
— А где сегодня наш Гарри?
Де Лоо взял чашку с кофе и обхватил ее руками, словно озяб.
— У него изменился маршрут. Теперь этот район обслуживаю я. — Он отхлебнул глоточек. — Слишком дорого ему это обходилось.
Рыже-красная прикурила сигарету, выпустила под потолок дым.
— Охотно верю. — Она почесала под грудью, и ее блестки зашевелились и засверкали, словно весело подмигнуло солнце. — Маленький е…
Женщина в пуловере бросила на нее строгий взгляд — дружеское напоминание — и подвинула Де Лоо сахар.
— Пожалуйста, держи себя в рамках, беби, договорились?
Она говорила с легким акцентом — жесткие концы слов, короткие и глухо произносимые гласные, — а примадонна тут же закапризничала:
— Что я такого сказала?
Женщина не ответила, только посмотрела на Де Лоо. Морщинки вокруг глаз, добрая улыбка, первые возрастные пятна на руках.
— Мы не раз задавали себе вопрос, неужто он так много зарабатывает на вашей кухне. Я хочу сказать, мы, конечно, идем навстречу, уступаем в цене, если человеку необходимо расслабиться, массаж и все такое прочее. Даем скидку. Но то, что он здесь вытворял… Молодой человек! Что там у вас сегодня?
— Ризотто с грибами. Или биточки по-кёнигсбергски, — сказал Де Лоо, и она тут же всплеснула руками.
— Быть такого не может! Детки! Я ведь родилась недалеко от Кёнигсберга, теперь это Калининград, — вы знаете, где это?
— Где-то очень далеко на Востоке, — сказала та, что отгадывала кроссворды, а другая только лишь затрясла головой.
— Ну, уж чтоб так далеко, этого тоже нет. А сама-то ты откуда родом? Из Каппельна! Да в этой дыре приличного борделя даже на автобане не сыщешь! А знаешь ли ты, кто родом из моего прекрасного Калининграда? Не поверишь. Гений! Иммануил Кант! Про Канта слыхала? Он похож на твоего постоянного клиента, Рози, того маленького, что ходит по средам, ну знаешь, такой сутулый немножко, с длинным носом. Кант тоже такой был!
— Ну, мой уж не такой маленький, — сказала Рози и надула щеки. Она запустила все пальцы в свои крашеные волосы и провела ими до самых кончиков. Послышался легкий треск.
