2. Мир бесконечен, а горизонт всегда ограничен. Мы наблюдаем окрестности, и выводы из своих наблюдений считаем законами природы. Но планеты шарообразны, кто уходит на восток, возвращается с запада. “Так” где‑то превращается в “иначе” и еще где‑то в “наоборот”. То, что нам кажется аксиомой, на самом деле только правило, местное, временное, непригодное и неверное за горизонтом.
3. Блоху я рассматриваю в лупу, бактерию — с помощью микроскопа. Но у микроскопа свой предел — длина световой волны. Чтобы проникнуть глубже, я применяю иной микроскоп — электронный, потому что электронные волны короче световых. Однако и электронный микроскоп не способен показать электроны. В результате у специалистов–электронщиков возникает соблазн объявить, что электрон не имеет размера и даже непознаваем.
4. Прибор надо менять вовремя и вовремя менять метод расчета. Мы всегда знаем часть и все остальное не знаем. Если неизвестное несущественно, мы предсказываем и высчитываем довольно удачно. Но если неизвестное оказывает заметное влияние, формулы и расчеты лопаются как мыльные пузыри. И у специалистов–расчетчиков возникает соблазн объявить, что наука исчерпала себя. Видимо, неудобно признаваться, что ты, ученый, зашел в тупик, приятнее утверждать, что дальше нет ничего…
Всю ночь я писал эти прописные истины, а наутро, волнуясь, как начинающая поэтесса, прочел их трем чугуннолобым слушателям, в глубине души надеясь, что реабилитирую себя в их фотоэлектронных глазах, услышу слова удивления и восхищения…
И услышал… шипящее бормотание. А, В и С — все трое сразу — решили стереть мои слова из памяти.
— Что такое? Почему? Вы не хотите рассуждать?
— Твой алгоритм неверен, — сказал А. — Если дважды два — не четыре, тогда все наши вычисления ошибочны. Ты подрываешь веру в математику. Ты враг точности.
— Если аксиомы — не аксиомы, тогда все наши исследования ошибочны. Ты подрываешь веру в науку. Ты враг истины, — добавил В.
— Аксиомы дает Аксиом Всезнающий, — заключил С. — Если бы мир был бесконечен, Он не мог бы знать всё. Ты клеветник!
В тот день я почувствовал, что мне надоела эта планета Дважды два. Я был болен и зол, глаза у меня устали от одноцветности, от малиновых рассветов и багровых вечеров. Мне захотелось на бело–перламутровую Эалинлин с оркестрами поющих лугов, а еще бы лучше — на Землю, зелено–голубую, милую, родную, человечную, где по улицам не расхаживают литые ящики с нулями на лбу. И я сказал моим друзьям–недругам, что намерен покинуть Эароп. Если их Аксиом хочет со мной знакомиться, пора назначать аудиенцию, а если не хочет, пусть остается себе в приятном обществе бродячих комодов.
А, В и С вздернули свои радиоушки, и через минуту я получил ответ:
— Всеведущий приказывает задержать тебя, пока не закончится изучение твоего организма. Ведь ты единственный человек, посетивший нашу планету, заменить тебя некем.
— И сколько времени нужно вам на изучение?
— Надо записать формулы молекул, координаты и точное строение клеток. Итого, около трехсот триллионов знаков по двоичной системе. Если записывать по тысяче знаков в секунду, за триста миллиардов секунд можно управиться.
— Триста миллиардов секунд? — заорал я. — Десять тысяч лет? Да я не проживу столько.
— Откуда тебе известно, сколько ты проживешь? По какой формуле ты высчитываешь будущее?
— Откуда? Оттуда! Я человек и знаю, сколько живут люди. Я уже старею, у меня виски седые. Не понятно, головы с антеннами? Я разрушаюсь, я разваливаюсь, я порчусь. Я испорчусь окончательно лет через двадцать, если не раньше.
— Мы предохраним тебя от порчи, — заявил В самонадеянно. — Соберем лучших биологов и решим, как сделать тебе капитальный ремонт.
Вот чего не было на планете аксиомопоклонников — волокиты. Уже через три часа в пустующем бассейне состоялся консилиум В–машин разных специальностей. Приползли даже гиганты девятинулевые, но эти не смогли втиснуться в шлюз, им пришлось оставить громоздкие мозги снаружи, а на совещание прислать только глаза и уши, кабелем соединенные с телом.
Мой друг В с восемью нулями изложил историю болезни примерно в таких выражениях:
— Перед нами примитивный первобытный органогенный механизм, имеющий мелкоклеточное строение. Автоматический ремонт идет у него в масштабе отдельных клеточек, и нет никакой возможности разобрать агрегат и заменить испорченные блоки. По утверждению самого объекта индикатором общего состояния механизма служит цвет бесполезных нитей, находящихся у него снаружи на верхнем кожухе. Нити эти белеют, когда весь механизм начинает разлаживаться. Задача состоит в том, чтобы провести капитальный ремонт агрегата, не разбирая его на части даже для осмотра.
Минутное замешательство. Глаза девятинулевых осматривают меня со всех сторон, и, конечно, кабели перекручиваются, завязываются узлами. Восьминулевки почтительно распутывают начальство.
Первым взял слово девятинулевик Ва–биоатмосферик.
— Рассматриваемый несовершенный агрегат, — заявил он, — находится в постоянном взаимодействии с внешней средой и целиком зависит от нее. Причем важнее всего для агрегата газообразный кислород, который всасывается через отверстия головного блока каждые три–четыре секунды. Между тем кислород — активный окислитель горючего, при обильной подаче кислорода горение идет быстрее. Если мы хотим, чтобы агрегат сгорел не за двадцать, а за двадцать тысяч лет, нужно уменьшить концентрацию кислорода в тысячу раз, и жизненный процесс замедлится в нужной пропорции.
— Среда — ерунда! — рявкнул другой девятинулевик, Вр–биопрограммист. — У агрегата есть программа, закодированная на фосфорнокислых цепях с отростками. Там все записано: цвет головных нитей, форма носа, рост, длина ног, и, несомненно, отмечен срок жизни. Надо разыскать эту летальную запись и заменить ее во всех клетках.
Вс–биохимик высказал свое мнение:
— Агрегату нужен не только кислород, требуются также питательные материалы и катализаторы. Все они доставляются в клеточки по эластичным трубочкам разного диаметра. С годами эти трубочки покрываются накипью из плохо растворимых солей кальция. Я рекомендую промыть их крепкой соляной кислотой. Вк–биокибернетик:
— Для таких сложных систем, как изучаемый агрегат, решающее значение имеет блок управления. Указанный блок — агрегат называет его мозгом — периодически отключается часов на восемь, в это время вся система находится в неподвижном и бездеятельном состоянии. Замечено, что период бездеятельности относится к периоду деятельности как один к двум. Чтобы продлить существование агрегата в тысячу раз, нужно увеличить это отношение в тысячу раз, то есть каждый день пробуждать агрегат на три минуты, остальное время держать его в состоянии так называемого сна.
В–биототалист (я бы перевел как психолог):
— Замечено было, что агрегат функционирует наилучшим образом в состоянии интересной деятельности. Получив интересующее его задание на составление алгоритма рассуждения, несмотря на неисправность, он провел ночь без так называемого сна и наутро чувствовал себя превосходно. Поэтому я предлагаю подобрать увлекательные задачи на каждую ночь, и агрегату некогда будет думать о порче.
