– Мистер Байер? – улыбнулся он. – Я Рокки Зарока.
– Как вы меня узнали?
– Я был на вашей презентации. Помните мокрого парня в заднем ряду?
– Вы пошли на презентацию в такую погоду?
– Вероника сказала, что убьет меня, если я не приду. А если Вероника велит идти, значит, надо идти.
Он был обаятелен, элегантен и рассказывал бесподобные истории. Он бывал в местах, о которых я никогда не слыхивал, и однажды даже выпивал с Горбачевым. Я слушал его, слушал и, в конце концов, не выдержал.
– Откуда вы знаете Веронику? У вас что-то было?
Его улыбка увяла, и он медленно покачал головой.
– Если бы! Когда мы встретились несколько лет назад, я влюбился с первого взгляда и с тех пор волочусь за ней. Мы теперь шутим об этом. Когда мы встречаемся, я каждый раз тут же делаю предложение. Она всегда говорит «нет», и больше мы к этому не возвращаемся.
– Я бы на ее месте согласился.
Он рассмеялся и хлопнул рукой по стойке.
– Спасибо, Сэм. Скажите это вашей подруге! Вероника точно знает, что ей нужно, но, к несчастью, это не я. Однажды я сделал ей предложение на воздушном шаре над Саратога-Спрингс. Она в Скидморе один семестр преподавала документальную киносъемку.
– А где вы познакомились?
– В Буркина-Фасо.
Я недоуменно уставился на него.
– Это в Центральной Африке, – улыбнулся Зарока. – Она работала по правительственной программе над улучшением породы коз. В Уагадугу – в столице – есть ресторан, где прекрасно готовят фу-фу. В первый раз я увидел Веронику, когда она сидела там и читала вашу книгу. Мне эта картина так и врезалась в память: прекрасная женщина сидит одна в этом странном месте, читает по-английски книгу, и кажется, будто она всем довольна. Я подошел и соврал, что читал эту книгу.
– И как она отреагировала?
– Холодно смотрела на меня с минуту, а потом спросила: «Кто такая Милена Каппетта?» Она задала мне контрольный вопрос по вашей книге! И я не справился!
Непогода продолжала пожирать Бобовый город и на следующее утро, но в назначенный час я покорно явился на интервью в «нетрадиционной» газете. Репортер опоздала на полчаса и тут же начала запускать свои ракеты «Скад» во всех чье имя когда-либо попадало в список бестселлеров. Через десять минут наши отношения перешли от холодной войны к открытой. Когда эта зараза бесцеремонно спросила, читал ли я кого-нибудь из «настоящих» писателей, я предложил ей на время отложить Жоржа Батая и с кем-нибудь переспать. А потом встал и вышел.
Из-за непогоды самолет до Вашингтона задержали на два часа, и я сидел в аэропорту, проклиная все и ругаясь про себя, почему в аэропортах всегда нечем заняться. Почему чей-нибудь предпринимательский гений еще не понял, что все мы, владельцы несчастливых билетов, с радостью бросимся, устроим очередь и заплатим твердой валютой за... да за любое развлечение, которое заменило бы круизы от журнальных киосков к витрине с галстуками?
В отличие от Бостона Вашингтон встретил меня жуткой волной жара, переплавив мои мозги в моццареллу. Кто же захочет уйти от божественного кондиционера ради того, чтобы послушать, как какой-то сочинитель триллеров читает отрывки из книги, которую они уже читали?
Когда все закончилось, я заказал суси в ресторане напротив моей гостиницы и стал разглядывать парочку за соседним столиком. Наблюдать за ними было все равно, что смотреть прекрасный фильм на языке, которого не знаешь, с субтитрами: как бы он тебе ни нравился, ты понимаешь, что он был бы еще лучше, если понимать, что говорится на самом деле. Наблюдая, как их влечет друг к другу, я понимал, что пока еще не влюблен в Веронику, но вполне могу влюбиться. Мне нравилось видеть ее и слушать рассказы Зароки, в которых Вероника представала еще более интригующей и таинственной. Разводить коз в Буркина-Фасо! Почему она никогда про это не упоминала?
Вероника словно состояла из обаятельных противоречий, которые я так люблю в женщинах: трезвая и упорная в том, что касалось ее профессии, но ранимая и нежная в общении со мной; уверенная в себе и умная, но в то же время любопытствующая, что происходит в мире, а значит, не чуждая сомнений. Больше всего в наших отношениях мне нравились наши разговоры, в том числе долгие беседы в постели после секса – в эти опасные, чарующие минуты, когда люди больше, чем в другое время, склонны говорить правду.
В Чикаго она дожидалась меня в номере гостиницы. В белоснежной футболке, черной юбке, белых носках и черных зашнурованных ботинках «доктор мартене» Вероника сидела на краю кровати с телевизионным пультом дистанционного управления в руке. Волосы у нее были стянуты сзади в хвост, и в этой одежде, с девичьей прической, она казалась восемнадцатилетней.
Она хотела было встать, но я подошел и положил руку ей на плечо. Выключив телевизор, Вероника улыбнулась мне.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я прокралась в вашу комнату, мистер Байер. Я ваша горячая поклонница. Вы не поставите автограф на моем сердце?
Я погладил ее по щеке.
– Как приятно снова прикоснуться к твоему лицу. Я рад, что ты здесь.
Ее глаза были полны нетерпения.
– Правда? Ты не тревожился, не переживал?
– Тревожусь, переживаю и все же рад, что ты здесь. Почему ты никогда не говорила мне, что была в Африке?
Из Чикаго мы отправились в Денвер, потом в Портленд, Сиэтл, Сан-Франциско, Лос-Анджелес и закончили в Сан-Диего. Однажды в Сиэтле, гуляя лучезарным утром по берегу у самой воды, я рассказал Веронике все, что узнал о Паулине Островой, и о книге, которую хочу написать. Рассказал о Фрэнни Маккейбе, о своем детстве в Крейнс-Вью, о том, что случилось после, и о людях, которые что-то для меня значили.
Я закончил свой рассказ, когда мы сидели в «Республике кофе». Воздух снаружи был прохладный и бодрящий, полный восхитительных ароматов, которые менялись с переменой ветерка, – дым от горящих поленьев, молотый кофе, запах моря. На Веронике были большие темные очки в металлической оправе, отчего она казалась обольстительной и властной. Ее лицо было так переменчиво! В одно мгновение она казалась Лолитой, в следующее – президентом какого-нибудь транснационального концерна.
– Спасибо.
– За что? В этих очках ты выглядишь знаменитостью. Вы случайно не Вероника Лейк?
– Я действительно благодарна тебе. Спасибо, что рассказал мне свою историю. Это опасная штука. Рассказывая о себе, делаешься открытым и уязвимым. Пожалуй, я всего три раза в жизни откровенно говорила о себе.
– А мне ты когда-нибудь расскажешь свою историю?
Она сняла очки и положила на стол.
– Пока не знаю. Кто говорит «я тебя люблю» первым, проигрывает. Эта строчка всегда пугала меня. Ты уже знаешь, что я тебя люблю. Если я тоже расскажу всю мою историю, а потом у нас все разладится, у меня мало что останется в жизни.
