В этой табличке была неточность. В имени сыщика не было ничего, что могло бы скрываться под буквой «С», ибо не было у него второго имени и никакой буквы «С» тоже не было и быть не могло. Теперь этого уже давно никто не замечал. Но когда табличка была выгравирована на посеребренной меди, то выяснилось, что кто-то допустил ошибку. Выяснять, кто повинен в этой ошибке, Кантор не стал. «Пусть это будет единственным нераскрытым делом на моей совести!» – пошутил он.
И до сих пор так оно и было, кстати сказать. Но реальной причиной того, что эта табличка с ошибкой так и осталась на двери, было единственное суеверие, которое позволял себе Альтторр Кантор. Он полагал полезным для того, чтобы вещь служила долго, в ней, на момент приобретения, должен быть незначительный или легко устранимый дефект. Он, таким образом, как бы прощал вещи маленькую ошибку с условием, что она больше его никогда не подведет. Вещам без изъяна он не вполне доверял. Ведь вещей вовсе без изъяна не бывает, а значит, вещь со скрытым дефектом может подвести в любой момент, когда дефект станет явным. Нельзя сказать, что сыщик придерживался этого правила строго и неукоснительно, но тем не менее он тайно лелеял в себе этот маленький изъян, ни в чем другом не давая себе спуску.
Кантор толкнул дверь и вошел в приемную.
Его помощник Клосс – молодой номерной полицейский в штатском – приветствовал шефа шумным вставанием и грохотом откидной доски бюро.
– Чудесное утро, не так ли? – сказал сыщик искренне и повернулся к вешалке, чтобы повесить на распялку пальто, водрузить сверху котелок, предварительно проверив, вытерта ли с полки пыль, и поместить зонт в корзину под вешалкой, что и проделал незамедлительно.
Клосс не ответил на приветствие, что сразу можно было немедленно записать в актив плохих новостей. Очевидно, помощник не соглашался с тем, что утро чудесное.
Кроме того, Клосс продолжал стоять, что говорило о наличии оснований для такового несогласия.
– Ну, – нога об ногу снимая с туфель калоши, поторопил сыщик, – выкладывайте новости. Сначала плохую, а затем скверную.
– Действительно, – признал помощник, – есть две новости: одна хуже другой. Во-первых, поступил циркуляр, из которого следует, что из заключения бежал особо опасный преступник, проходивший по нашим делам. Рекомендовано восстановить дело и начать касательное дознание. Я завел папку…
– Это плохая новость, – оценил сыщик. – А что может быть хуже? Хищение времени с ратушных часов? Забастовка взломщиков сейфов? Отказ извозчиков брать с клиентов посадочную полушку?
– У вас посетитель, шеф! – выдохнул Клосс и втянул голову в плечи.
– Кто?
– Это сочинитель, шеф…
Вместо ответа Кантор взял в руку свой зонт и с ним наперевес шагнул в свой кабинет.
Клосс некоторое время переводил взгляд с саквояжа сыщика, забытого на калошнице, на калоши, растерянно стоящие на полу в третьей позиции. Потом вышел из-за бюро, поставил калоши на положенное им место, вернулся за бюро и сел.
Утро было скверное, и солнечный свет только портил его еще больше. Уж лучше бы было пасмурно. Лучше бы было дождливо и промозгло. Тогда можно было бы напиться клюквенного морсу, от которого внутри делается прохладно, и пойти в «кенди-рум» счавкать один-другой леденец.
Кантор буквально вломился в свой кабинет, зачем-то с зонтиком.
В кресле для посетителей сидел молодой человек в зеленом плаще и мягкой, элегантно замятой по последней моде, шляпе. Он держал в руках книжечку и что-то писал, или же высчитывал, длинным тонким, как спица, карандашом.
Увидев сыщика, молодой человек встал и снял шляпу… Что немедленно ввергло его в некоторую неловкость, ибо с книжечкой, карандашом и шляпой в руках он пытался одновременно протянуть руку для приветствия, а также вынуть из кармана и подать визитку, поскольку иного способа познакомиться в данной ситуации не было.
– Я проявил настойчивость, – прекратив суетиться и уставясь на зонт, сказал молодой человек, – и моя настойчивость дала результат. Ваш помощник позволил мне подождать вас здесь, возле вашего стола, в комнате, которая…
Красноречие ему изменило. Зонт был аргументом экстравагантным, но аннулирующим любые упражнения в красноречии.
– Простите, если я вел себя глупо, – просто сказал он, – но мне хотелось ощутить атмосферу этого места. Я, честно говоря, боялся, что вы не позволите мне пройти сюда…
Вместо ответа сыщик вернулся в приемную и поставил зонт в корзину.
Потом вернулся в кабинет уже без зонта и увидел, что молодой человек теперь разобрался с книжечкой, карандашом и шляпой. Шляпу он пристроил на кресле, с которого поднялся, а книжечку свою примостил на самый краешек стола, так что было не очень даже понятно, как она не падает.
Сыщик закрыл за собой дверь.
Он занял место за своим столом, машинально придержав рукоять револьвера, чтобы ствол не зацепил подлокотник. Молодой человек, теперь державший в руке визитную карточку, цепким взглядом отметил это движение сыщика.
– Так что вас вынудило проявлять настойчивость и для чего вам понадобилось ощущать атмосферу моего кабинета? – строго спросил Кантор.
Молодой человек протянул визитную карточку.
– Лендер, Хай Малькольм, – назвался он. – Можете звать меня Хай. Я пишу для журнала «Энтерпрайз паблишн». У меня ответственное задание от редакции. Мне поручено осветить работу сыскной полиции. Ее методы, и все такое прочее. Городское управление с одобрения и под непосредственным контролем Совета Производителей приняли решение начать кампанию по объективному освещению работы полиции…
– Стоп, – прервал Кантор, – а я здесь при чем?
– В нашу редакцию направили список предполагаемых героев сюжета для создания позитивного образа блюстителя законности, – как по писаному выпалил молодой человек, – и выбор пал на вас. Ваш опыт… Ваша популярность, даже среди преступников…
– И что от меня потребуется? – уточнил свой вопрос Кантор.
– Да ничего особенного, – пожал плечами Лендер. – Мне всего-то и нужно, что присутствовать при вашей работе. Видеть всё, что происходит. Я постараюсь не мешать. Ну, конечно, я иногда буду задавать вопросы. Иногда довольно глупые, разумеется, хотя я и имею некоторое представление о полицейской работе…
– Нет, – твердо сказал сыщик, – ничего вы себе не представляете. Работа отдела по расследованию убийств – это довольно грязная работа. Нам приходится встречаться с очень неприятными сторонами человеческой природы. Традиция не предусматривает канонов общения с такими типами. И никакой Историк не сможет достоверно прогнозировать риск подобной встречи. Вы готовы к неожиданностям? Думаю, нет.
– Однако я полагаю, что это уже моя работа, – возразил молодой человек довольно твердо. – Когда я пойму, что материала достаточно, я скажу вам. Обещаю, что первым читателем и редактором станете вы. Я также обещаю, что приму все поправки я уточнения, которые вы сделаете.
