— Улыбку — может быть. Но не смех. Знаете, что может сработать. Могут сработать розги…
— Мне всегда нравилась идея телесных наказаний. Особенно в чиновничьем аппарате, — выдал Костя.
— Вы опасный человек, Константин. Я имел в виду другое.
— ОЗГИ. Организация по Защите Государственных Интересов. В простонародье — РОЗГИ. Понимаете?
— А сформировать общественное мнение?..
— Об этом не задумывайтесь. Более того, все остальные структуры в будущем войдут под эгиду ОЗГИ. Все, кто должен защищать интересы России. И пусть улыбаются поначалу. Потом будет не до смеха.
Глава 10
Из разных Интернет-ресурсов:
«Когда передохнут все ветераны и инвалиды?
Я терпеть не могу этих старых тунеядцев. Сдохли бы они все поскорее!»
Семен Липинский сидел на краю большого круглого бассейна. Вокруг цвели какие-то растения, названий которых Семен не знал, да и знать не хотел. Безымянная зелень просто радовала глаз, учитывая, что за прозрачными стенками зимнего сада нелепая английская погода брызгала дождем. В бассейне плавали девочки. Специально отобранные, готовые на все. Где-то в зарослях сидели люди, тоже специально отобранные, наученные и готовые на все.
Сколько понадобилось денег на то. чтобы построить этот сад, заставить цвести всю эту чертову зелень, превратить кусок Великобритании в эдемский сад, Семен не задумывался. Вообще думать о деньгах он считал плохим тоном. Зачем о них думать? Их надо делать.
Но сейчас он размышлял именно о них. Под каким-то странным, особенно извращенным углом.
«Вот сижу я, довольно скромный еврейский мужчина, который вырос из скромного еврейского мальчика. Я владею огромными богатствами. Могу купить при желании какое-нибудь государство в Африке или Латинской Америке. И устроить там что-нибудь вроде рая земного или, наоборот, учинить царство террора. И то и другое, естественно, кончится плохо. Поэтому я ничего такого делать не буду. Глупо. Вокруг сейчас множество людей, зависящих от меня и моих желаний. Все они меня любят. Правда, правда! Любят. И эти девочки. Стройные, красивые, умные. Любят мой волосатый, круглый живот. Лысину. И горбатый нос. Любят. Это не шутка. Когда я смотрю в их глаза, я вижу любовь. Но что они видят, когда смотрят на меня? Свое благосостояние? Свое счастье? Удачу? Или просто деньги? Так что же они любят во мне? И кто я?»
Семен встал, прошлепал босыми ногами по краю. Остановился. Потом сделал несколько шагов назад, разбежался и, подняв тучу брызг, плюхнулся в бассейн. Прохладная вода смыла горячечную дрожь с тела. В последнее время Липинский чувствовал себя не очень хорошо. И никакие врачи не могли определить причину недомогания. Необъяснимое волнение, скачки температуры и давления. Так было, когда Семен сделал свой первый миллион, легко и быстро провернув «машинную» сделку. Потом приступы случались еще несколько раз, и всегда это было связано с финансовыми успехами или неудачами Семена. «Миллиардная лихорадка», называл он про себя это состояние. Но сейчас с финансами все было в порядке. После бегства из России все капиталы были переведены в соответствующие места. Потери сведены к минимуму. А кривая роста снова направила упрямый носик вверх. Стабильный рост, никаких резких изменений. Но организм сбоил. Странная, ни на что не похожая слабость изводила Семена. Ему казалось, что сам он только пассажир в этом теле. Смотрит изнутри комфортабельного вагона на проносящиеся мимо пейзажи. Кто-то из близких английских друзей ненавязчиво отрекомендовал хорошего психоаналитика, но Липинский никогда не обращался к этим хитрецам, сделавшим из естественных реакций и инстинктов человеческого тела нечто засекреченное, табуированное, сакральное. Семен вырос в стране, где психоанализ применялся только к малочисленным серийным маньякам, да и то часто безуспешно. Ему вообще казалось, что именно психоанализ вкупе с христианской моралью и породил сексуальных маньяков-извращенцев как болезнь Запада. На Востоке то ли с психоанализом было туго, то ли христианство прижилось в какой-то причудливой форме, но проблем в этой области было меньше. Так что к хитрым любителям поковыряться в чужой голове Липинский не пошел. Но лучше себя чувствовать от этого не стал.
Вынырнув на поверхность, Семен мощными гребками поплыл к противоположной стороне бассейна. Отмахнулся от девчонок, пытавшихся завладеть его вниманием, выбрался из воды и понял, что на сегодня запас энергии кончился. Внутри грудной клетки все сжалось, спина против воли начала сгибаться, горбиться.
— Семен Маркович, все в порядке? — поинтересовался чей-то голос из-за душного марева, повисшего перед глазами.
— Устал, кажется, — ответил Липинский, через силу выпрямляясь. — Пойду я, пожалуй, отдохну…
Отказавшись от помощи, он добрался до спальни, едва разбирая дорогу, и там повалился на кровать. Когда в комнату заглянул референт, Семен спал.
— Семен Маркович, — позвал секретарь. — Сегодня есть встречи, вы запланировали…
— Оставь его, — посоветовал сидящий у входа в спальню Дмитрий. — Ему что-то нездоровится в последнее время. Придумай что-нибудь. С кем он там встречается?
— С лордом Джадом.
Охранник удивленно поднял брови:
— Ну, скажи лорду, что хозяин спит. Лорд не царь, подождет.
— У него не сейчас встреча. Часа через четыре.
— Вот и приходи попозже, может, очнется к тому времени.
Референт сел рядом с охранником.
— Не узнаю его в последнее время. Раньше он не такой был.
Дмитрий пожал плечами:
— Может, у него ностальгия.
— Чего?
— Ностальгия. По родине скучает.
Секретарь как-то странно посмотрел на охранника и молча удалился.
В это время Семен метался по кровати. Его охватывал то жар, то холод. Во сне Липинскнй бормотал что-то. Доносились обрывки какого-то разговора:
— Не хочу… Так… Постепенный рост… Мне не важно…
Семену было плохо. Казалось, что кости начинают изгибаться. Обрастать уродливыми наростами. И вот уже тело Липинского становится другим. Не похожим на прежнее.
Семен плавал в темноте, зная, что где-то рядом находятся такие же, как он, но другие. Они тоже плавают в черной взвеси и ждут чего-то. Иногда ведут разговоры. Понятные, но пугающие в этом жутком месте.
— Иногда мне кажется, что мы крутимся вокруг чего-то, но не замечаем, не знаем о существовании этого центра, — плаксиво говорил кто-то. — Словно нас водят за нос.
— Какая тебе разница? — спрашивал другой, раздраженный голос.
— Большая, очень большая. Вокруг все одно и то же. Мы стараемся поддержать баланс, а у нас не получается. Неудача за неудачей. Все напрасно.
