После этого плыли еще три дня и видели вокруг только море и небо. На четвертый день подул сильный северный ветер, море заволновалось, а после обеда началась настоящая буря. Но как раз в это время по правому борту заметили землю.
– Если ваше величество не возражает, – сказал Дриниан, – попробуем подойти на веслах с подветренной стороны и переждем на острове непогоду.
Каспиан согласился, все сели на весла, но только к вечеру добрались до острова. С наступлением сумерек вошли в небольшой залив и бросили якорь, но на берег сходить не стали. Проснувшись утром, они увидели перед собой зеленоватую воду и суровый остров, поднимавшийся вверх одинокой скалистой вершиной, над которой, гонимые с севера, проносились тучи. Мореплаватели спустили лодку, нагрузили ее пустыми бочками и поплыли к берегу.
– В залив впадают два ручья, – сказал Каспиан, сидевший на корме. – Из какого будем брать воду?
– Не все ли равно? – отвечал Дриниан. – По-моему, из того, что восточней. Туда меньше грести.
– Сейчас пойдет дождь, – сказала Люси.
– Что правда, то правда, – сказал Эдмунд, ибо по лодке забарабанили капли. – Тогда поплывем к западному ручью. Там есть деревья, можно укрыться.
– Правильно, – сказал Юстэс. – Чего зря мокнуть? Но Дриниан упорно держал прежний курс.
– Они правы, Дриниан, – заметил Каспиан. – Давай-ка поворачивай к западу.
– Как угодно вашему величеству, – недовольно буркнул Дриниан. Вчерашняя непогода доставила ему немало хлопот, да и не любил он, когда в его морские дела вмешивались несведущие люди. Все-таки он переменил курс, и как впоследствии оказалось, правильно сделал.
К тому времени, когда набрали воду, дождь прекратился, и Каспиан, Эдмунд, Юстэс, Люси и Рипичип решили взобраться на вершину холма, чтобы осмотреть окрестности. Идти сквозь жесткую траву и вереск было трудно и, если не считать чаек, они никого не встретили. Добравшись до вершины, они обнаружили, что островок крохотный, не больше двадцати акров. Море отсюда казалось огромней и пустынней, чем с палубы и даже с мачты.
– Как все-таки глупо, Люси, – тихо сказал Юстэс, глядя на восток, – плыть, плыть и плыть, даже не зная, куда. – Но говорил он скорее по старой привычке и вряд ли так думал.
С севера по-прежнему дул сильный ветер и на вершине холма было холодно.
– Давайте спустимся другой дорогой, – предложила Люси, когда они собрались уходить. – Пройдем немного и выйдем к тому ручью, к которому плыл Дриниан.
Все согласились и минут через пятнадцать добрались до второго ручья. Там оказалось интереснее, чем они ожидали: из маленького, но глубокого озерца, окруженного валунами, по узкому руслу тек к морю ручей. Ветра здесь не было и все присели отдохнуть на большой валун, густо поросший вереском.
Но один из них (то был Эдмунд) тут же вскочил.
– Черт! Камни какие-то острые!.. – сказал он, нащупывая что-то в зарослях. – Ого! Да ведь это не камень, а рукоять меча! Какая ржавая. Наверное, пролежала здесь много лет.
– Судя по виду, она из Нарнии, – заметил Каспиан, подходя к Эдмунду.
– Я тоже на чем-то сижу, – сказала Люси. – На чем-то тяжелом!
Это оказалась заржавленная кольчуга. Тут все вскочили и, на четвереньках, принялись обшаривать густой вереск. Нашли шлем, кинжал и несколько монет – не полумесяцев из Тархистана, а полновесных нарнийских львов и дубов, таких же, какие можно увидеть на базаре у Бобровой запруды или в Беруне.
– Может быть, только это и осталось от одного из наших лордов, – сказал Эдмунд.
– И я так думаю, – согласился Каспиан, – но от какого именно? На кинжале нет никаких знаков. Как он погиб?
– И как нам отомстить за его смерть? – добавил Рипичип. Эдмунд – единственный, кто читал детективные романы, погрузился тем временем в размышления.
– Тут что-то не так, – сказал он. – Этот лорд погиб не в сражении.
– Почему ты так думаешь? – спросил Каспиак.
– Нет костей, – объяснил Эдмунд. – Если бы его убили, меч забрали бы, тело оставили. Здесь наоборот: меч есть, а тела нету.
– Его мог убить хищный зверь, – предположила Люси.
– И умный, – сказал Эдмунд. – Кольчугу снял!
– А может, дракон? – сказал Каспиан.
– Ну уж нет, – уверенно сказал Юстэс. – Дракон не снял бы. Я-то знаю.
– Пойдемте лучше отсюда, – сказала Люси. После того, как Эдмунд заговорил о костях, ей больше не хотелось здесь оставаться.
– Как хочешь, – сказал Каспиан, поднимаясь. – А это все, я думаю, брать не стоит.
Они обошли вокруг озера и остановились там, откуда вытекал ручей. Вода здесь была глубокая и чистая. В жаркий день кто-нибудь непременно захотел бы искупаться, и все захотели бы пить. Даже сейчас Юстэс нагнулся к воде, чтобы зачерпнуть ее ладонями, как вдруг Рипичип и Люси закричали в один голос: «Смотрите!» так, что он забыл о воде и оглянулся.
Вода была такая прозрачная, что они ясно видели дно, усыпанное крупными голубовато-серыми камнями, и там, на дне, лежала статуя в человеческий рост, вероятно – золотая. Лежала она лицом вниз, закинув над головой руки. Как раз в это время облака немного разошлись, выглянуло солнце, осветило ее с головы до ног, и Люси подумала, что такой красоты она еще никогда не видала.
– Ну и ну! – присвистнул Каспиан. – Вот бы достать ее.
– Позвольте мне нырнуть, ваше величество, – сказал Рипичип.
– Незачем, – сказал Эдмунд. – Если она и впрямь золотая, ее не поднять. Да и глубоко здесь, я думаю, футов пятнадцать. Впрочем, минутку! Я взял с собой охотничье копье, попробую измерить глубину. Каспиан, подержи меня. – Каспиан взял Эдмунда за руку, и тот, наклонившись, стал опускать копье в воду.
Когда оно погрузилось примерно наполовину, Люси заметила:
– Зря мы решили, что статуя золотая. Это солнце так светит. Смотрите, копье в воде тоже совсем как золотое.
– Что случилось? – послышалось сразу несколько голосов, так как Эдмунд неожиданно выронил копье.
– Я не мог его удержать, – удивился Эдмунд. – Оно очень тяжелое.
– Вон оно, на дне, – сказал Каспиан. – Люси, кажется, права. Оно блестит, как статуя.
Но Эдмунда вдруг заинтересовали его башмаки, и он, склонившись, стал их разглядывать, а потом выпрямился и вскрикнул тем голосом, которому повинуются все:
– Назад! Прочь от воды! Скорее!
Все отбежали и остановились, ожидая объяснений.
– Посмотрите на мои ботинки, – сказал Эдмунд.
– Они пожелтели, – сказал Юстэс.
