Для Константина культ Соль Инвиктуса был весьма удачной и выгодной находкой. Его приоритетной задачей было достижение единства или, лучше сказать, унификации во всем — в политике, в религиозной жизни, в границах империи. Государственная религия, которая включала в себя все прочие учения и культы, как нельзя лучше отвечала его цели. И, можно сказать, под эгидой культа Соль Инвиктуса христианство получило возможность для долговременного развития.
Христианское вероучение, насаждаемое в ту эпоху Римом, имело много общего с культом Соль Инвиктуса. Благодаря ему оно могло процветать под прикрытием толерантного культа солнца. Будучи монотеистическим, культ Соль Инвиктуса проложил путь к сложному монотеизму христианства. В то же время ранняя церковь без колебаний и угрызений совести шла на изменение собственных догматов и вероучительных норм ради того, чтобы воспользоваться выгодами создавшейся ситуации. Так, например, своим эдиктом, обнародованным в 321 г., Константин повелел закрывать судебные учреждения в «достопочтенный день солнца», распорядившись считать его днем отдыха. Христиане же считали священным днем субботу — еврейский шаббат. И вот теперь, после обнародования эдикта Константина, христианская церковь решила считать священным днем день солнца[31]— воскресенье. Это позволило ей не только достичь гармонии с правящим режимом, но и еще более отдалить христианство от его иудейских корней. Вплоть до IV в. день рождения Иисуса Христа отмечался 6 января. Однако для культа Соль Инвиктуса наиболее мистически значимой датой в году было 25 декабря, когда торжественно отмечался праздник Наталис Инвиктус («Рождение Непобедимого»), праздник рождения (или скорее возрождения) солнца, после которого дни начинали становиться хоть чуточку, но длиннее. В этом отношении христианство также нашло общий язык с императорским режимом и принятой государственной религией. Именно от государственной религии оно заимствовало и некоторые свои атрибуты. Так, ореол сияния вокруг головы бога солнца превратился в христианский нимб[32].
Культ Соль Инвиктуса имел немало общих черт с культом Митры, этим поздним пережитком древней зороастрийской традиции, заимствованной из Персии. Действительно, культ Соль Инвиктуса в ряде отношений был настолько близок к культу Митры, что обе эти религиозных системы нередко путали друг с другом. Оба культа выделяли особый статус солнца. Оба считали священным днем день солнца (воскресенье). Оба праздновали главные праздники в один и тот же день — 25 декабря. Вследствие этого в христианстве также находят немало общих черт с митраизмом, тем более что в митраизме тоже есть учение о бессмертии души, предстоящем суде и воскресении мертвых. Христианство, оформившееся и получившее окончательные очертания во времена Константина, фактически представляет собой компилятивную религиозную систему, заимствовавшую немало важных аспектов из представлений митраистов и поклонников культа Соль Инвиктуса. Христианство, как мы выяснили, во многих отношениях куда ближе к этим языческим верованиям, чем к монотеистическому иудаизму, в котором лежат его истоки.
В интересах унификации Константин сознательно затушевывал различия между христианством, митраизмом и культом Соль Инвиктуса, чтобы не вызывать трений и конфликтов между их приверженцами. Так, он спокойно отнесся к обожествлению Иисуса как раннему воплощению Соль Инвиктуса. Однако Константин в одной части Рима сооружал христианские храмы, а в другой — воздвигал статуи матери богов Кибелы[33]и Соль Инвиктуса, то есть бога солнца, которому очень скоро стали придавать черты сходства с самим императором. В подобных эклектических и экуменических жестах прежде всего бросается в глаза та же самая страсть к унификации. Вера для Константина была вопросом чисто политического свойства, а любая вера, ведущая к единству, всячески приветствовалась и поощрялась.
И все же Константин не был заурядным циником-прагматиком. Как и многие солдатские императоры той эпохи, да и ставленники военных переворотов впоследствии, он был одновременно и крайне суеверным, и обладал вполне реальным чувством священного. В отношениях с Божественным началом он стремится обезопасить себя и подстраховаться на всякий случай, действуя как заправский атеист, который на смертном одре решает «на всякий случай» окреститься и причаститься. Это вынуждает его принимать всерьез всех богов, которые почитались в пределах его империи, чтобы умилостивить их всех и воздать им подобающее почитание. Если личным богом императора был Соль Инвиктус, а его официально декларируемая приверженность христианству была продиктована прагматическими соображениями и стремлением к единству всей империи в целом, факт остается фактом: Константин отдавал явное предпочтение Богу христиан — предпочтение совсем особого, нового рода.
У римских императоров давно стало традицией возводить свое происхождение от разных богов и на этом основании провозглашать богами самих себя. Так, например, Диоклетиан считал себя потомком Юпитера, Максимиан — потомком Геркулеса. Для Константина, особенно после того, как он в пределах своей империи уравнял христианство с другими религиями, было очень выгодно заключить новый «завет» с Богом, получить от Него подтверждение своей сакральной санкции. Это было особенно важно в связи с тем, что он в некотором смысле был узурпатором, ибо отрекся от генеалогической преемственности от Геркулеса и нуждался в поддержке бога-соперника, чтобы обрести легитимный статус, хотя бы в собственных глазах.
