Ушел от Миры Венс, дуры, бездельницы и наркоманки, главной любви своей жизни.
Они сдали обручальные кольца проповеднику, и все закончилось.
Сид проглотил два аспирина с кортикоидами и несколько таблеток кодеина. Если чем и могла похвастаться его жена, так это своей аптечкой, которая сделала бы честь солидной больнице. Он подошел к окну. Он стоял в девичьей комнате Миры с афишами умерших звезд и детьми-куклоидами с длинными накрашенными ресницами. Апартаменты его бывшей выходили на заднюю часть парка. За лабиринтами отцовских кипарисов и розовых клумб начинались стены Западной наружной зоны, снайперы и колючая проволока — на многие километры.
Ниже этажом кипел праздник. Солнцешар проецировал на озеро искусственный полуденный свет. Через час или около того обед закончится, и в саду пойдет снег. Мужчины и женщины сбивались кучками, скучали, разглядывали друг друга и напивались.
Он вздохнул. Тут пир горой, а в нескольких сотнях метров зонщики штурмуют границу, и по ним стреляют как по воробьям.
Он снова вздохнул. Хотелось свалить незамедлительно.
Но было нельзя. Прежде следовало кое-кого увидеть.
Он сгреб с тумбочки ключи от мотоцикла и пошел искать нужного человека.
Он искал его безуспешно — среди всего-то четырех сотен гостей, толпившихся у восьми баров на берегу озера, и в процессе поисков как-то незаметно напился. На него таращились, недоумевали, как вышло, что дочка Венса связалась с таким забулдыгой. Сид почувствовал, что его алкогольные рекорды становятся интересным зрелищем. Он тихонько смылся, чтобы продолжить поиски: Каплан был склонен уединяться. По дороге он столкнулся с кузиной Миры, которая беспокоилась, что не возвращается ее приятель, роскошный куклоид, охотник за приданым, и несколько его приспешников, уехавших час назад в зоны купить у банкотрупов крэк.
С главной аллеи подкатили три машины с номерами Внедрения, Игорь Венс сел в одну из них и, резко рванув с места, улизнул от своей непродленной дочери. Сид пошел дальше. Выстрелы со стороны лабиринта вызвали у него прилив адреналина, но там оказался всего лишь Венс-младший и его приятели, тренировавшиеся в стрельбе по желтым банкам галлюциногенной газировки, поставленным на плечи трясущихся куклоидов. Тут зазвенел трейсер и передал спецдепешу о том, что Севертранс, Северный транссекционный вокзал, только что взлетел на воздух — сорок человек убито, вдвое больше ранено. Известие отрезвило его. Пока он крутился в лабиринте, ему попалась Кэри Венс, грациозная, как морской слон, которая среди прочего сообщила, что точки роста у нее окостенели и она уже не станет выше. Она также сообщила, что влюбилась в него с первого взгляда — в девять лет, увидев его на процессе по делу брата, когда он во время слушания расколошматил стул и покинул зал суда. Она сказала еще, что в девять лет уже была такого же роста, как сейчас, и читала слишком много романов. Она сказала еще, что ничего от него не ждет и что, если она его смущает, он может тотчас же слинять без объяснений, и показала, где выход. Сид слинял без объяснений, и Кэри Венс крикнула ему вслед, что мольбы исполненные отливаются потом куда большими слезами, чем неисполненные, — как будто проклиная его. Он обшарил цветник и не нашел там ничего, кроме одиночества среди цветов. Он отправился к озеру. Навстречу шла Мира в красном платье и смотрела сквозь него, и до него дошло, что это не Мира, а клон. Навстречу шла Мира в твидовом костюме, и до него дошло, что это не Мира, а ее мать, и в этот момент трейсер звякнул, что в нескольких метрах от него кто-то тайно жаждет с ним переспать, и на экране появилась личная карточка матери Миры.
Он ускорил шаг. Навстречу попались три клона звезд, не выходящих из моды по крайней мере полвека, — пятнадцатилетние девицы с муаровыми волосами, переливчатыми, как парча, они по очереди попросили его подержать волосы, пока они поблюют на клумбу с амариллисами, и Сид задумался, какие бы у них были лица, если бы они узнали правду про звезд.
Звезды состарились — вот о чем он думал, прощаясь с тремя тошнотворными девчонками. Звезды состарились, и после бессчетного количества пластических реконструкций вопрос уже стоял не как вернуть ускользающую красоту, а как справиться с отторжением кожи. Ночь напролет в Цитадели Звезд горели фонари, как свечки на жертвенном алтаре, потому что всякая дрянь, которую они жрали, чтобы не толстеть, начисто спекла им мозги и наградила бессонницей на веки вечные. Звезды пили. Кололись галлюциногенами, чтобы увидеть в зеркале призрак собственного прошлого. Звезды ненавидели друг друга. Каждую ночь у ворот Цитадели хватали свихнувшихся от похоти фанатов и несчастных дур, чье обожание доходило до жажды убийства.
Каждую ночь как минимум одна звезда пыталась покончить с собой.
Сид заметил согбенный силуэт того, кого искал, на другой стороне озера.
— Эту историю я еще никому не рассказывал, — сообщил Сид Каплану, протягивая стакан содовой с опиумом, за которым старейшина Дюжины послал его, пообещав за это выслушать.
Каплан поднес стакан к губам веснушчатой рукой, даже не пытаясь унять дрожь. Несколько секунд царило молчание, едва нарушаемое отзвуками дальнего застолья. Каплан тихонько цедил свою балду, а Сид разглядывал усталое лицо знаменитости, истощенное до последней крайности, парализованные ноги, блекло-голубые глаза, словно выцветшие от старости и опиума.
— Я готов вас слушать, — сказал Каплан, — но зачем грузить своими откровениями именно меня?
— А затем, — сказал Сид, — что эпилог касается непосредственно вас.
И Сид рассказал ему историю Лизы Легран и Дубины. Он сразу раскрыл карты, поганая была история, история пропащей девки, которая плохо кончила. Звали девицу Элизабет Легран. Будем звать ее Лиза. Сид познакомился с ней на крыше туманоскреба буферных кварталов в Субтексе. Башня «Дионисия». Сид знал те места. Когда-то жил там. Восемьдесят этажей дефектных экранов, использованных в качестве стройблоков. Рекламные ролики восемнадцать часов в сутки. В оставшееся время жители могли спать в свое удовольствие. Квартиры кишели насекомыми, которых ничем было не вывести, их жужжание смешивалось с громкими рекламными призывами, и через несколько недель такой жизни мысль, едва наклюнувшись, тонула в шумовых помехах. Да и сама мысль становилась помехой. Самая низкая квартплата в Городе, на девяносто процентов компенсированная рекламой.
Именно там и решил поселиться другой герой этой поганой истории, Ричард Леджет, по прозвищу Дик-Дубина. Для Дика и Лизы, как и для многих других, проблемы начались в той самой точке, где пересеклись их пути. Дубина по жизни был наркодилером. Дурь варил сам. Разбавлял экстрактом рвотного ореха — из классовой ненависти к клиентуре: все сплошь мелюзга из купольных кварталов, которых еще не пускали в супераптеку. В полицейской картотеке отмечалась также его слабость к несовершеннолетним шлюхам, которых он чаще бил, чем трахал. Лиза была несовершеннолетняя. Она курила траву.
У них была всего одна ночь, открывшая одурманенной метадоном Лизе целый потрясающий мир, где любовь и плетка довели ее до неизведанного прежде экстаза.
