Пока телефон валялся на ковре, животные громким сопением отвечали на возмущенный женский крик, доносившийся из трубки:
Дуран, услышав громкий лай своих любимцев, пулей выскочил из душа и поднял с пола обслюнявленный аппарат как раз в тот момент, когда женщина на другом конце провода собралась повесить трубку.
— Я не уверен, что хозяин дома. А кто его спрашивает? — Дуран был по горло сыт телефонным маркетингом и, когда не понимал, кто звонит, выдавал себя за дворецкого.
— Ему звонят от дона Хесуса Мараньона.
— Сеньор, — позвал Дуран, подражая голосу несуществующего дворецкого. — Вас вызывают по второй линии. Дон Хесус Мараньон.
— Соедини меня с ним немедленно, Себастьян, — ответил Дуран самому себе, на этот раз собственным голосом.
— Хакобо, извини, что надоедаю.
— Что ты, Хесус, я очень рад.
— Я звоню тебе потому, что следствием по делу Томаса занимается моя приятельница, Сусана Родригес Ланчас. Не помню, знакомил ли я вас когда-нибудь?
— Нет, но я прекрасно знаю, о ком речь. Она вела расследование по делу этого наркоторговца-галисийца.
— Верно. В последнее время о ней много пишут в газетах. Я с ней знаком, потому что она дружит с племянником моей жены. Я позвонил ей вчера… только, ради бога, никому не говори об этом, Хакобо.
— Я буду нем как рыба.
— Дело в том, что недавно обнаружился некий факт, имеющий отношение к следствию, который судья хотела бы обсудить со специалистом.
Когда Мараньон объяснил Дурану, что именно интересует судью, последний тут же сообщил ему номер мобильного телефона Даниэля.
Глава 15
Секретарша судьи Сусаны Родригес Ланчас позвонила Даниэлю из следственного суда № 51, где рассматривалось дело Томаса.
Она проинформировала Даниэля, что ее честь хотела бы с ним встретиться, желательно завтра, и поторопилась добавить, что речь не идет о вызове в суд повесткой, так что он вправе не откликнуться на просьбу судьи, если таково будет его желание. Подтвердив, что придет, Даниэль спросил о причине встречи, на что секретарша, поколебавшись, ответила:
— Ее честь предпочитает объяснить вам это лично.
Кафе, где была назначена встреча, находилось неподалеку от здания суда. Секретарша объяснила, что донья Сусана возьмет с собой объемистый кожаный портфель, как у министров, и поставит его на видное место на столе, чтобы Даниэль мог ее узнать.
Он увидел ее, как только вошел. Она читала газету и пила чай.
— Хочешь что-нибудь заказать? — спросила судья, пожав ему руку и поблагодарив за то, что пришел.
— Спасибо, кока-колу и побольше льда.
Перед ним сидела блондинка лет пятидесяти пяти, с густыми прямыми волосами — кажется, такая стрижка называется «каре», — с необыкновенно изящными манерами и даже сексуальная, несмотря на возраст, если не считать плотно сжатых губ, что Даниэль объяснил следствием паралича, мешавшего ей улыбаться.
Заказав напиток официанту, которого она окликнула по имени, судья объяснила:
— Мой суд находится в трех кварталах отсюда. Это мое кафе. Если я не успеваю позавтракать дома, то всегда завтракаю здесь.
Она глотнула травяного чая с лимоном и только собралась продолжить, как Даниэль ее перебил:
— Как нужно обращаться к женщине-судье?
Она улыбнулась той стороной рта, которая не была парализована, и ответила:
— Очень просто. Судья.
— Тогда я так и буду вас называть.
— Зови меня как хочешь, но перейдем, пожалуйста, на «ты». Я не намного тебя старше.
— Ладно, я буду называть тебя судьей, — согласился Даниэль, мгновенно ощутив, что ему трудно обращаться к должностному лицу на «ты».
— Из-за того, что профессии перестали делиться на мужские и женские, — сказала судья, — приходится постоянно сталкиваться с нелепостями. Недавно я своими ушами слышала, как юношу назвали лаборанткой.
— В самом деле?
Это показалось Даниэлю таким смешным, что у него зародилось подозрение: а не подшучивает ли над ним ее честь?
— Твой телефон мне дал Хесус Мараньон, — продолжала донья Сусана, переходя прямо к делу. — Я хочу, чтобы ты как специалист в области музыки кое-что мне объяснил. Нетрудно догадаться, что это связано с убийством Томаса. В полиции мне сообщили, что ты был в списке приглашенных на его последний концерт.
— Да, это правда. Я на подозрении? Меня задержат?
— Это будет зависеть от того, как ты будешь себя вести, — пошутила судья. Потом, посерьезнев, сказала: — Сегодня ночью полиция нашла голову Томаса.
— О господи! Я ничего не знал. Об этом еще не писали в газетах, верно?
— И не напишут, если мы сумеем этому воспрепятствовать. Когда увидишь голову, сам поймешь почему.
Даниэль попробовал сглотнуть, но у него ничего не получилось.
— Увижу… голову?
— Ее доставили в криминалистическую лабораторию. Сейчас с ней работают эксперты, но вечером она поступит в наше личное распоряжение. Я жду тебя в семь. Придешь?
— Да, конечно.
— Мы не хотим сообщать, что голова нашлась, чтобы избежать ложных признаний. Когда речь идет о громких преступлениях вроде этого, всегда найдется какой-нибудь чудак, который заявит, что он и есть убийца, лишь бы его показали по телевизору.
— Но если он не сможет показать, где нашли голову, — сообразил Даниэль, — его нельзя считать убийцей, я понял.
Он отпил кока-колы, чтобы смочить горло, и сказал:
— Я с удовольствием приму участие в расследовании, но почему я должен видеть голову?
— Когда ты ее увидишь, сам поймешь. Но если это выше твоих сил…
— Нет-нет, если это необходимо, я пойду. Надеюсь, я не упаду в обморок.
— Не упадешь. Ты знаешь, что такое судебный эксперт?
Даниэль кивнул, но, несмотря на это, донья Сусана продолжала:
— Эксперт обладает специальными познаниями в науке или искусстве и в случае необходимости дает свою оценку фактов или обстоятельств, интересующих следствие. Ты ведь музыковед? С дипломом?
— Я доктор музыковедения. Моя диссертация посвящена Керубини, композитору, которым восхищался Бетховен.
— Я не хотела вызывать тебя повесткой по одной простой причине: у нас в суде завелся шпион, который все разбалтывает прессе. Вероятно, это кто-то из служащих, хотя мы до сих пор не установили кто. Меня окружают люди с очень низкой зарплатой, и некоторые из них за деньги сообщают желтой прессе и телепрограммам самые гнусные детали расследования.
