– Мама, мама, ко мне дядя пристает и за попу хватает.
– Алексей, – отозвался неприятный женский голос, – ну-ка, иди посмотри, кто там к Эльвире липнет.
Дорин, еще не осознав, что произошло, каким-то шестым чувством почуял опасность, развернулся и потрусил в сторону. Обернувшись метров через пятьдесят, он увидел на месте девочки мускулистого мужика в майке и со штакетиной в руках. «Зачем такому – штакетник?» – подумал Дорин. Мужик, словно услышав вопрос Андрея, объяснил. Он пристроил деревяшку в руку так, что средний палец был сверху, а безымянный и указательный снизу, слегка сжал кисть, и штакетина, горестно крякнув, развалилась на две половинки. Он погрозил одной вслед Дорину и скрылся за углом.
Андрей с трудом добрел до дерева и присел в теньке отдышаться. Ни одной разумной мысли в голову не приходило. Где он? Что это за место такое, где помои льют прямо на головы, дети шантажируют взрослых, обвиняя их в сексуальных домогательствах, а взрослые пальцем ломают толстую деревяшку? Не продолжение ли все это клофелинового состояния?
Но он отлично знал, что нет. Просто это была другая жизнь, которой он не знал, да и не хотел знать. Вид снизу, так сказать.
Андрей осмотрел себя, как мог, где не мог, голову, например, ощупал. Парика на нем не было, щетина уже скорее смахивала на бороду, а для продажи у него ничего не осталось. Вряд ли кого-нибудь сейчас прельстят поношенные джинсы, ботинки и рубашка. Обручальное кольцо, в качестве объекта продажи, Дорин не рассматривал. Странно вообще, что ночью его не сняли. Но если тебе нечего продать, ты можешь продать себя.
В голове появилась трусливая мысль – пойти к домам, которые виднелись неподалеку, домам, а не баракам, поймать там машину и попросить отвезти его к Гришкиному магазину. Брайловский деньги предлагал, да и без того было понятно, что он всегда поможет. Андрей понимал, что выглядит странновато в одной рубашке без куртки или пиджака, в ботинках на босу ногу, но сегодня он выглядел все-таки лучше, чем вчера. Рубашка была почти чистая, а «французская небритость» придавала ему даже некоторую респектабельность.
Смущали два момента, даже три. Во-первых, проклятое ухо, которое сверкало как проблесковый маячок: «Вот он я – беглый преступник, берите меня», во-вторых, нежелание оказаться ни к чему не способным и при первых же трудностях прибежавшим просить о помощи.
А в-третьих, что делать, если он приедет к Брайловскому, а того нет на месте? Что делать? Ждать? Ехать в магазин к кому-то еще? Клянчить у Гришкиных служащих? Из кассы они не дадут, а своих у них не окажется.
Дорин плюнул в сердцах, встал и отправился на поиски цивилизации, решив предложить кому-нибудь себя в качестве разнорабочего.
ГЛАВА 15
На табличке с номером дома было написано: улица Северная. Есть ли такая в Москве, Андрей не помнил и пошел дальше. Вокруг было пустынно, даже дежурных мамаш и бабушек, прогуливающих детей, нигде не было видно. Хотя нет, вон одна, качает синюю коляску. Дорин вспомнил прочитанную где-то историю о том, как некоего великого режиссера спросили: «Если в сценарии вам попадется строка: "На улице было пусто, даже не видно ни одной собаки", как вы ее снимете в фильме?» «Я сниму, – ответил гений, – пустую улицу и по ней бежит маленькая, поганая собачонка».
«А собачонку эту, – подумал наш герой, – зовут Андрей Дорин». Между домами была новенькая детская площадка, отдельно на особом столбике была прикреплена дощечка «Подарок жителям Ленинского района от районной администрации». Ясности эта надпись не прибавила. Такой район раньше был в каждом городе, да и сейчас основная масса этих названий сохранилась. «Все мы раньше были ленинцами, а некоторые так и остались. Я, например, остался, – усмехнулся Андрей. – Если у меня любимая жена – Лена, значит, я – ленинец».
В просвете между домами виднелся торговый центр. Вот туда-то ему и нужно. Он подошел к первому магазинчику под названием «Уникальные деликатесы» и заглянул внутрь. Разноцветные бутылки, рыба в нарезке и выпечка останкинского хлебозавода – вот и все деликатесы. Крашеная блондинка с большой грудью и короткими ногами, старательно грызя кончик ручки, заполняла какие-то бумаги. Самобытности магазину она не добавляла.
– Извините, – Дорин с трудом преодолел себя, – у вас не найдется какой-нибудь работы?
– Лариса, – раздался из угла голос с кавказским акцентом, – дай ему ведро и тряпка, пусть моет машина.
Толстый грузин или армянин, которого Андрей поначалу не заметил, сонно глядел на него поверх очков. Толстые губы растянулись в презрительной усмешке. Дорин постоял несколько секунд, сдерживая ярость. Он рассчитывал что-нибудь грузить, перетаскивать. Хотя, впрочем, чем это – не работа?
– А сколько денег дадите?
– Слушай, – черные глаза сверкнули гневом, – ты первый раз, да? Не смеши меня. Сто рублей получишь, как всегда.
– Сто рублей? – Андрей вытаращился на кавказца. – Всего сто рублей?
– Ну, могу дать три бутылка «бомжовка». – Хозяин явно хотел надуть новичка и заплатить меньше положенного.
Дорин не знал, что такое «бомжовка», догадывался, что, скорее всего, водка и не из лучших, но сколько она стоит, не имел ни малейшего представления. Но это было не важно. Он молча направился к выходу.
– Эй, гордый, сто пятьдесят дам, ладно, – догнал его голос грузина.
– Оставь его, Шота, – прозвучал за спиной женский голос, – ты видишь, он новый, молодой еще.
«Почему это я – гордый? – недоумевал Дорин. – То, что я не хочу за три копейки работать, что в этом гордого?» В следующем магазине его послали подальше, в соседнем двери были закрыты, а в следующем – предложили прийти вечером.
Но есть-то хотелось сейчас. И уже довольно сильно. Оставалась последняя надежда – большой продуктовый магазин, занимающий половину здания. Дорин поплелся на задний двор. Там трое мужиков как раз начали разгружать машину с зелеными бутылками.
– Помощь не требуется? – спросил Андрей у высокого мрачного человека, который с накладной в руках следил за работой.
Тот, оглядев его с головы до ног, молча показал подбородком в сторону машины. Дорин схватил упаковку и побежал в ту же сторону, в какую шел перед ним мужик, одетый, несмотря на теплый день, в потертую телогрейку. Он шел не спеша, что-то бурчал себе под нос. Андрей хотел обогнать его, но не знал, куда идти, поэтому сбавил скорость и пошел медленнее. Вместе они поставили упаковки на стеллаж.
«Телогрейка» неодобрительно оглядел Дорина, когда тот обогнал его на выходе из склада.
– Широко шагаешь – штаны порвешь, – услышал Андрей себе вслед.
Через несколько ходок Дорин разобрался в нехитрой схеме разгрузки.
Давным-давно, еще до армии он проработал год в театре монтировщиком декораций. Он хотел стать актером, ему интересна была жизнь театрального организма изнутри. По счастью, после армии дурь эта из головы ушла, а воспоминания остались. С ними работал высокий татарин Родик Гатаулин, взрослый жилистый мужик, непонятно какими судьбами залетевший в такое, в общем, неординарное заведение. Его легко можно было представить в деревне или на стройке, но только не в театре.
