Лицо у мисс Тернер сделалось пунцовым. Она улыбнулась:
— Вы преувеличиваете, господин фон Динезен.
Он одарил ее улыбкой.
— Отнюдь. И, пожалуйста, зовите меня просто Эрик.
Я полез в карман и достал часы. Почти девять. Я сказал Пуци:
— Если мы хотим встретиться с Рёмом, нам, вероятно, пора выдвигаться.
Мисс Тернер обратилась ко мне:
— А как насчет кабаре? И той женщины, Нэнси, как ее там?..
— Нэнси Грин, — подсказал Пуци. И взглянул на меня. — Может, вы поговорите с ней завтра?
— Или, — по-прежнему обращаясь ко мне, предложила мисс Тернер, — вы с господином Ганфштенглем поедете на встречу с Рёмом, а я — в кабаре, проведаю мисс Грин.
— Мисс Тернер, — заволновался Пуци, — должен вас предупредить, что одиноким женщинам в берлинских кабаре небезопасно. В наши тревожные времена…
— Но мисс Тернер будет не одна, — перебил его фон Динезен. И взглянул на нее. — Если, разумеется, она окажет мне честь ее сопровождать?
Мисс Тернер улыбнулась и посмотрела на меня широко распахнутыми синими глазами.
— Если господин Бомон не возражает.
— Великолепно! — восхитился Пуци. — Удивительно мудрое решение, а, Фил?
— Мудрое, — согласился я.
— Уверяю вас, — сказал мне фон Динезен, — мисс Тернер будет в надежных руках.
Его высказывание показалось мне несколько двусмысленным.
— Так мы сможем сэкономить уйму времени, — подчеркнула мисс Тернер. — Если я сегодня переговорю с мисс Грин, завтра мы сможем заняться чем-то другим. — Она отпила еще глоток шампанского. Ее бокал был почти пуст.
— Пойдемте, Фил, — сказал Пуци и от души хлопнул меня по спине. — С Эриком мисс Тернер будет в полной безопасности. В самом деле, почему бы ей немного не развлечься, пока она в Берлине. Получить удовольствие!
Я взглянул на мисс Тернер.
— Ладно. Только завтракать мы будем в половине восьмого утра. На девять у нас назначена встреча с сержантом Биберкопфом.
— Я вернусь в гостиницу до полуночи, — пообещала она.
Фон Динезен подтвердил:
— Я сделаю все, чтобы мисс Тернер успела кончить к сроку.
Я посмотрел на него и снова подумал: может, он специально подбирает двусмысленные слова, причем один смысл — непременно сексуальный? Но его красивое лицо было открытым и невинным.
— В полночь, — сказала мисс Тернер и улыбнулась мне. — Как Золушка.
Я заметил, что ее синие глаза за стеклами очков сияют ярче, чем обычно. Она выпила одну порцию крепкого напитка и полный бокал шампанского, а съела всего лишь два листика салата.
Но она была опытной сыщицей и взрослой женщиной, и тут уж ничего не скажешь.
Но, как выяснилось, беспокоиться мне следовало не о мисс Тернер.
Глава восьмая
К тому времени, когда мы с Пуци поймали такси, дождь снова превратился в изморось. Для двоих места в такси вполне хватало. Заняв три четверти заднего сиденья, Пуци положил шляпу на колени, поверх альбома, и сказал:
— Теперь насчет капитана Рёма, Фил. Надо вам кое-что сообщить.
— Важные исторические сведения? — сказал я, пристроив зонтик все так же вертикально менаду колен.
— Может, и так, — заметил Пуци.
— Выкладывайте.
— Во-первых, вы должны знать, что капитан проявлял на войне исключительную доблесть. И все подчиненные его глубоко уважали. После войны он помог избавить Мюнхен от красных. И в партии его очень высоко ценят. Господин Гитлер ему полностью доверяет.
— У меня ощущение, что вот-вот возникнет какое-то «но».
— Простите?
— Он замечательный, настоящий рыцарь, но…
— Ах, ну да. Ну да. Есть одна деталь, которую вам, пожалуй, стоит знать о капитане Рёме.
— Что именно?
— Да. Так вот. Он, как вам это сказать, гомосексуалист.
— Угу.
Тень Пуци на стене дома, который мы миновали, наклонилась.
— Вас это смущает?
— Нет, если он не станет за мной ухлестывать.
Пуци рассмеялся своим обычным откровенным смехом, и продолжалось это довольно долго.
— Нет-нет, — сказал он, — ни в коем случае. А еще, Фил, вам нужно знать и о «Микадо», баре, где мы встречаемся с капитаном. Это знаменитое прибежище гомосексуалистов. Они там собираются, понимаете? К тому же иногда, видите ли… иногда они не совсем обычно наряжаются.
— В волокуши?
— Во что?
— В женскую одежду.
— Ну да, как раз это я и имел в виду, но почему «волокуши»? Откуда взялось это словечко?
Я пожал плечами.
— Может, от длинных платьев, волочащихся по полу. Особенно если не привык их носить.
— Забавно. — В полутьме салона такси я заметил, как он покачал головой. — Я стараюсь запоминать самые последние разговорные выражения, но они так быстро меняются.
— У вас здорово получается, Пуци.
— Да, хотелось бы надеяться. Но это трудное дело. — Он выглянул в окно. — Волокуша, — повторил он, словно стараясь запомнить. Может, и правда старался.
Бар находился на Путткамерштрассе — по словам Пуци, всего в нескольких кварталах от вокзала Анхальтер, в доме номер 15. Вход — обычная деревянная дверь, на вид слегка побитая. Над входом — японский фонарь из стали и матового стекла. Ни одного окна, на кирпичной стене только короткая надпись черными металлическими буквами, стилизованными на манер японских иероглифов: «МИКАДО».
Пуци велел водителю повернуть налево на Вильгельмштрассе и остановиться напротив узкого переулка.
— Через главную дверь лучше не входить, — сказал он.
— Это почему? — поинтересовался я.
— Так безопасней, — вполне серьезно ответил он. Думаю, он имел в виду свою собственную безопасность — боялся, что кто-нибудь из знакомых увидит, как он входит в это заведение. Мы выбрались из такси, перешли через улицу и вошли в темный переулок, где валялись кучи мусора, — бутылки из-под пива, клочки газет, обрывки картона, растоптанный кожаный башмак без шнурков и без каблука. Подошли еще к какой-то деревянной двери, тускло освещенной единственной лампочкой, болтавшейся прямо на кирпичной стене. Здесь же находилась механическая ручка звонка. Пули дернул.
Через несколько мгновений дверь открыл человек, который вполне мог сойти за профессионального борца, с той лишь разницей, что профессиональные борцы не носят декольтированных красных платьев и красных же туфель на каблуках. Платье было ему немного свободно в груди и тесновато в талии, где за долгие годы, как видно, отложилось немало пивного осадка. Он побрил себе руки и грудь и, конечно, лицо, прежде чем наложить на него пудру, тушь и помаду. В свете лампочки его тяжелая челюсть походила на здоровенный точильный камень или что-то вроде того.