порядке…
— Вчера мои ребята конфисковали граммофон у одного буржуя, с пластинками. Мне с ним — одна морока: вместо строевых занятий так и тянутся к нему. А тебе может пригодиться. Ты организуешь клуб и будешь проводить агитационно-массовую работу с развлечением. Понял?
— Спасибо. Это ты здорово придумал.
— Давай бери-верти… А что это за парень, который только что отошел от тебя?
— Чехословацкий большевик, Ярослав Гашек. Сам перешел к нам, а сейчас агитирует своих солдат не воевать против русских рабочих и крестьян. Я попросил его написать рассказ для нашей газеты. Прекрасный парень.
— Ну бывай! — Блюхер пожал Дерибасу руку, вскочил на коня и поскакал в сторону леса.
Сколько новых прекрасных людей встретил за эти годы! Стасова, Шокин, Сыромолотов, Блюхер, Гашек, Самсонов…
3. ФАРАОН
Каждое утро приходил Муравьев к «своему особняку», открывал дверь «комитета», раскладывал на столе бланки, листовки, — эсеровские брошюры, чтобы любому человеку, вошедшему в помещение, была видна работа «комитета». Со дня на день ждал он приезда связника от Донского, о чем тот заверил перед отъездом из Воронежа. Вместе с Кандыбиным он обсудил, о чем и как говорить с посланцем, чтобы подготовить поездку «представителя воронежских эсеров» в штаб Антонова.
В соседнюю комнату приходила Цепляева. Она тоже находила себе дело: прибиралась, наводила чистоту, следила за библиотекой. В обеденное время Цепляева заглядывала к Муравьеву. Спрашивала, нет ли поручений? Поручений не было, и тогда она отправлялась домой, чтобы накормить семью. Муравьев обедал где придется: то в столовой, то у рабочих завода, которые проявляли о нем заботу. Затем они возвращались в «комитет» и сидели в помещении до вечера, никуда не отлучаясь.
Изредка к Муравьеву заглядывали члены левоэсеровской организации, интересовались, когда будет оформлен их переход в организацию РКП(б).
— Подождите, подождите, — с видимым недовольством отвечал Муравьев. — Всему свое время.
На Муравьева смотрели с удивлением, качали головой. Кое-кто пытался спорить. Но Муравьев был невозмутим. Ему было неприятно, что он не может ничего объяснить. Он успокаивал себя тем, что ему сказал Кандыбин: «Для Советской власти важнее то, что мы делаем сейчас. А людям можно будет объяснить потом, и они поймут».
Шли дни, связник не появлялся, и Муравьев стал сомневаться: «Уж не наврал ли этот тип? Может быть, он вовсе и не от Антонова? Просто авантюрист?! Назвал себя Донским, а может быть, это псевдоним?!» Появились сомнения и у Цепляевой. Однажды она прямо спросила у Муравьева:
— А ты посмотрел у него документы?
И хоть Муравьев понимал всю бессмысленность такого шага — проверять документы у антоновца, — все же заколебался: может быть, действительно нужно было убедиться, кто он такой?
Муравьев стал плохо спать, вскакивал с кровати при малейшем шорохе. Ему стало казаться, что связник придет ночью и обязательно к нему на квартиру, точно так же, как приходили к Цепляевой.
Когда прошло больше месяца, Муравьев решил поговорить в губчека. Был конец апреля. Зеленые газоны радовали глаз, от распустившихся тополей исходил тонкий, терзающий душу аромат. В обеденный час Муравьев позвонил Кандыбину и попросил его принять.
Поздно вечером Муравьев пришел к Кандыбину, который его поджидал: вскипятил чайник, приготовил заварку. Пригласив Муравьева к столу, спросил:
— Что у тебя стряслось?
— Не могу я так дальше! — в сердцах произнес Муравьев. — Нужно что-то делать, а не выжидать! Да и тот ли это человек, за кого он себя выдавал. Может быть, антоновцев он и не знает, а контрразведки и не нюхал?!
— Что ты предлагаешь? — походив по комнате, спросил Кандыбин. По всему чувствовалось, что он во многом согласен с Муравьевым.
— В Тамбов мне нужно ехать. Вот что! Там все прояснится.
Кандыбин посмотрел на этого белокурого молодого человека: с виду щуплый, а так и лезет в драку. «Но в общем-то он прав», — подумал про себя и сказал:
— Вот что. Через пару дней я дам тебе знать. А сейчас продолжай свою игру. Да будь поосторожнее.
Спустя, два дня, когда совсем стемнело, в дверь комнаты Муравьева кто-то постучал. Муравьев вышел в коридор. В неясном полумраке он увидел высокого молодого человека. Сразу екнуло сердце: «Связник от Донского! Наконец-то!» Пригласил войти.
Но незнакомец не стал раздеваться, а тихо сказал:
— Вас просит к себе Кандыбин.
Разрядка наступила мгновенно, но одновременно и разочарование. «Ожидал одно, а вышло другое!» — подумал Муравьев. Но и это известие было хорошим. Муравьев быстро оделся, и они вышли на улицу.
— Ничего нового? — спросил спутник. Муравьев сделал вид, что не понял вопроса, и ничего не ответил. А сам подумал: «Откуда ему известно, что должно быть «новое»?»
На улице было сыро от недавно прошедшего дождя. Воздух, наполненный весенней свежестью, пьянил. Незнакомец больше не задавал вопросов, и Муравьев наслаждался прелестью весеннего вечера, не заводил разговора.
Идти было недалеко, и вскоре они были на месте. В ярко освещенной комнате с зашторенными окнами сидели Бронислав Смерчинский и Кандыбин. О том, что Смерчинский в курсе затеянной «игры», Муравьев знал, но никак не ожидал встретить его здесь. А Смерчинский, увидев Муравьева, заулыбался и пошел ему навстречу. Кандыбин тоже встал из-за стола, поздоровался за руку. «Настроение у него хорошее, — понял сразу Муравьев и подумал: — Что-то произошло!»
Как бы разгадав его мысли, Кандыбин сказал:
— Ну, Евдоким Федорович, разрешение из Москвы получено. Теперь будем действовать! Раздевайтесь, садитесь. Нам нужно основательно все обсудить.
Муравьев снял пальто. Покосился на пришедшего вместе с ним молодого человека, который тоже разделся. Муравьев привык к конспирации и знал, что, чем меньше людей знает о задуманных планах, тем лучше для дела. А тут новый человек!
Незнакомец был худощав, на нем, как теперь рассмотрел Муравьев, был такой же френч, как на Кандыбине. Сбоку на ремне висела кобура с пистолетом. Держался он скромно.
Заметив недоумение Муравьева, Кандыбин спросил:
— Вы еще не знакомы?! А я думал, что вы знаете друг друга, — с некоторым удивлением произнес Кандыбин. — Ведь это Чеслав Тузинкевич, зять Марии Федоровны Цепляевой!
«Зять Цепляевой — чекист! — Муравьев был поражен. — Вот неожиданность! Да это просто здорово!»
— Я бывал несколько раз у Марии Федоровны и ни разу вас не видел. Вы живете отдельно?
— Нет, мы живем вместе. По-видимому, вы заходили в то время, когда я был на службе. — Тузинкевич приветливо улыбнулся. — А на службе я нахожусь день и ночь…
Когда все уселись за стол, Кандыбин перешел к делу:
— Евдоким Федорович, когда вы можете выехать в Тамбов к Федорову, а оттуда, если удастся, к антоновцам?
— Меня ничто не связывает. Я
