из Альтрурии». В нем центр тяжести переносится не на критику американской действительности (хотя она и здесь присутствовала), а на обстоятельное описание Альтрурии, данной как непосредственная реальность.
В первой части романа, насыщенной скучноватыми подробностями светской жизни, повествовалось о пребывании в Америке мистера Хомоса, который знакомится с богатой вдовой, аристократкой Эвелет Стрейндж, и увозит ее в Альтрурию. Содержание второй части составляли письма Эвелет, которые она отправляет из Альтрурии на родину.
В Альтрурии — и в этом главная мысль романа — неукоснительно осуществляется принцип, важнейший в этической системе Хоуэллса: кто не работает, тот не ест. Труд носит всеобщий характер, хотя он легок и непродолжителен; при этом отсутствие паразитических прослоек позволяет накопить необходимое количество материальных благ. Население, покинув большие города, живет в поселках, занимается земледелием и садоводством; люди ощущают себя членами единой большой семьи. Здесь Хоуэллс близок к Моррису.
Когда моряки американского корабля, приплывшего в Альтрурию, пораженные порядками в этой стране, отказываются вернуться на родину, вместе с ними на альтрурийской земле оказывается группа богатых людей из Америки, семейство Троллов.
В самом имени этих людей заключался, на наш взгляд, намек на троллей, неприятных сказочных существ из драмы Ибсена «Пер Гюнт», живущих по принципу: «будь самим собой доволен». Самодовольные Троллы из романа Хоуэллса убеждены, что их деньги и богатство всесильны, а потому желают вести прежнее паразитическое существование. Однако альтрурийцы после долгих усилий заставляют их подчиниться законам своей страны. Все они переживают благотворный процесс «альтруризации»: мисс Тролл, утонченная аристократка, с увлечением занимается домашним хозяйством, ее муж работает в саду, а лорд Мур — на строительстве дороги. Испытав облагораживающее воздействие труда, эти люди решают обосноваться в Альтрурии, а мистер Тролл намеревается отдать оставшееся в Америке богатство на общественные нужды.
Обе книги иллюстрировали излюбленный тезис Хоуэллса (и в этом он был солидарен с Беллами), что в человеческих пороках повинна не испорченная природа людей, а обстоятельства. В Альтрурии Хоуэллс видел решение моральной проблемы, глубоко его волновавшей, — преодоления эгоизма, индивидуализма и эгоцентризма. В 1912 г. в предисловии к переизданию своей дилогии об Альтрурии Хоуэллс высказывал убеждение в том, что «решение экономических проблем на нашей многострадальной земле возможно с помощью соревнования, а не конкуренции»{89}.
Хоуэллс не избежал некоторых общих слабостей, присущих утопическому роману: его идеальные люди, обитатели Альтрурии, несли печать какой-то удручающей одинаковости. Хоуэллса сближало с Беллами и, напротив, отличало от Морриса и отрицание революционного пути, убеждение в якобы неограниченных возможностях всеобщего избирательного права.
Однако реформизм Хоуэллса был не столько политической программой, сколько выражением широкой веры в исторический прогресс, который должен привести к неизбежной замене капитализма социализмом. В 1898 г. в журнале «Литерери дайджест» появилась без подписи статья «Хоуэллс-социалист». В ней, в частности, приводились некоторые высказывания писателя, данные редактору газеты «Америкен фэбиен ньюс». Упоминая о сильнейшем влиянии на него этики и философии Толстого, Хоуэллс считал ее далеко не всегда практичной. Он говорил о себе: «Идея насилия меня отталкивает. Я против использования его в тех случаях, когда этого можно избежать». Однако Хоуэллс считал, что абсолютизировать «непротивление» не следует и что в «крайних случаях слабые должны быть защищены сильными»{90}.
Хотя в позднем творчестве Хоуэллса заметен спад социально-критических мотивов (романы «Их свадебное путешествие», 1899; «Сын Ройяла Лэнгбрита», 1904; мемуары «Годы моей юности», 1916; и др.), в своей публицистике писатель не устает отстаивать передовые идеалы. В начале 90-х годов он в центре борьбы против засилия трестов, расовой дискриминации, будучи вместе с Марком Твеном энергичным участником Лиги антиимпериалистов, осуждает политику «большой дубинки» на Кубе, в Мексике; эта антивоенная линия творчества Хоуэллса отчетливо видна в блестящей антимилитаристской сатире — рассказе «Эдита». До конца дней не покидало писателя глубокое недовольство положением дел у себя на родине. За несколько недель до кончины, в апреле 1920 г., на страницах своего журнала «Харперс мегезин» он опубликовал очерк, осуждавший прокатившуюся по США волну репрессий против «красных».
Хоуэллс был первым американским писателем, открыто — а это требовало мужества — называвшим себя социалистом; Беллами, например, по тактическим соображениям отмежевывался от «сторонников красного флага». Хоуэллс же высказывал убеждение, что «постепенно рабочие сумеют оказать столь сильное давление, что политикам придется ввести социалистические требования в свою программу». Знакомство с идеями социализма позволило Хоуэллсу сделать предметом критики не частные, отдельные пороки, а зло частнособственнического общества как системы.
В то же время замечание Хоуэллса, как-то назвавшего себя «социалистом в теории и аристократом на практике», не раз служило поводом к несправедливому отождествлению его с «салонными социалистами», каковых немало подвизалось в буржуазных гостиных. На самом деле этими словами, которые не следует понимать буквально, Хоуэллс лишь самокритично объяснил заметный разрыв между радикализмом своих общественных воззрений и ограниченностью своего художественного метода, а также, возможно, и недостаточностью жизненной практики.
Его книги, по словам критика С. Коммаджера, «содержали в себе критическое, но не воспламеняющее начало»{91}. Это явственно видно, если сопоставить описание забастовки у Хоуэллса в «Превратностях погони за богатством» и у Драйзера в «Сестре Керри». В сущности Хоуэллс не сумел зримо передать драматизма события, а Драйзер заставил читателя сопереживать происходящее вместе со своим героем Герствудом. Это тонко подметил критик Ф. О. Матиссен: «Хоуэллс, подобно своему Марчу, намеренно наблюдал забастовку со стороны. Драйзер по сути дела пропустил ее через себя»{92}.
И все же Хоуэллс предварил новый этап в развитии американского реализма. Авторитетнейший критик, он приветствовал первые шаги в литературе таких своих младших современников, как Крейн, Норрис, Драйзер. Во многом они пошли уже дальше Хоуэллса, обладая смелым, «воспламеняющим темпераментом».
У. Д. Хоуэллс как бы связал социалистическую традицию на переломе веков. В начале XX в. социализм перестал быть лишь темой теоретических дискуссий, он стал уже практическим лозунгом классовых выступлений трудящихся. Социальная критика в литературе обрела большую глубину и масштабность. То зло, о котором по большей части спорили и рассуждали в уютных гостиных респектабельные герои Беллами и Хоуэллса, предстало уже как живая и трагическая реальность, запечатленная в книгах того нового поколения художников, которые пришли им на смену.
5. ПУТЬ РЭНДОЛЬФА БОРНА
XX век открыл перед писателями новые горизонты. В стране набирало силы массовое антимонополистическое, антитрестовское движение. С каждыми президентскими выборами социалистическая партия увеличивала число своих сторонников.
Общественный подъем в эти годы оказал решительное воздействие и на развитие американской литературы. Мягкие, пастельные тона, «безопасная» тематика писателей, сторонников «традиции благопристойности», — все это стало анахронизмом. Не салоны бостонских аристократов, а индустриальная Америка с ее суровыми
