Я вся во внимании.
— Да проходи же! Попьем чай, а может что и покрепче, — Нюра сочувствующе подмигнула.
Видя ее настрой, стало понятно, что спорить бесполезно. Поэтому я прошла на кухню, безропотно приняла из рук хозяйки чай и приготовилась слушать ее откровения.
— Алёна, ты дура! — не стала ходить вокруг да около Нюра. — Что ты творишь?!
— Я?!
— Ну не я же! Мой Сенька сегодня утром столкнулся с твоим. Пришли к нам и… Алён, ну ты реально ненормальная!
— Это Петр так сказал?
— Нет! Это я тебе говорю!
— Пояснишь?
Я уже догадывалась, что Петька предоставил соседям свою версию произошедшего. Где, вероятно, все было совсем не так, как случилось на самом деле. В связи с чем я не стала заострять внимание на оскорблениях Нюры. Но следующие ее слова меня крайне озадачили:
— Алёна, ты же понимаешь, что мужчины по своей природе полигамны. В отличие от нас, женщин! Для них важно поддерживать мужскую сущность. Быть альфачами. Тогда как мы должны создать все условия, чтобы из всех существующих женщин, они в возвращались к нам.
— То есть ты, Нюр, оправдываешь измены?
— Алён, измена измене — рознь. Вот если бы Петр привел любовницу в дом и вышвырнул тебя вместе с Аськой из квартиры, тогда бы я тебя поддержала. А так получается, что ты и не любила Петра. Потому что так легко пустить под откос шестнадцать лет семейной жизни, это ещё надо постараться.
Наезд вышел знатный. Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы переварить обвинение соседки.
— Нюра, это у него любовница. Это он захотел искать себя без меня. И ты говоришь мне, что я что-то пустила под откос?! — в груди заклокотало от возмущения.
— Ты женщина. Ты сидишь дома и терпеливо ждёшь возвращения своего мужчины. Он вернётся. Они всегда возвращаются, если не творить такую дичь, какую творишь ты, Алёна! Я ведь хочу только предостеречь! Я проходила через такое же с мужем. Но мы преодолели кризис и теперь счастливы.
— Он тебе изменял, и ты его простила?
— Да, потому что люблю!
— И что теперь? Он не изменяет?
Нюра неожиданно отвела взгляд в сторону.
— Наши отношения вышли на совсем новый уровень. Я узнала о наших отличиях и принимаю его таким, каким создала его природа.
— То есть он продолжает тебе изменять, но теперь ты не обращаешь на это внимание?
— Да, пойми, ты, Алён! Это мужчины, с которыми мы прожили полжизни. Мы знаем их достоинства и недостатки. Наши мужья не отморозки, не наркоманы! С приличным достатком и статусом. Так какого хрена отдавать их каким-то прошмандовкам?!
— Так, может быть, потому что наши мужья, прожив с нами полжизни, внезапно опустили нас на уровень тех самых прошмандовок?
Нюра зло усмехнулась:
— Что слишком гордая? Ну давай, я расскажу, что с тобой будет, если не поумеришь свое эго. Развод, да? Раздел имущества. Судорожный поиск жилья. Ты ведь привыкла к простроной квартире. И куда ты сунешься со своей долей? В студию скворечник с кроватью под потолком? Или в коммуналку с ванной на восемь человек? А значит, будет выбор в пользу большей квадратуры и маленького городишки. Что дальше? Тебе же уже тридцать шесть, да? Думаешь, что ещё ого-го? Зря! Ты всегда будешь проигрывать голодной, наступающей нам на пятки толпе восемнадцатилетних девиц, готовых на все ради кошельков наших мужей. На всё, Алёна!
Какая альтернатива? Какой-нибудь небуйный алкаш? Нет, ты же слишком гордая! Значит, одиночество, унылая жизнь в маленьком городке, пенсия по старости, битва за талончик в регистратуре, пять кошек, засавших всю твою квартиру, и запоздалое осознание, что сама обрекла себя на такое жалкое существование. Ни бывший муж, ни дочь тебя не простят. И будут правы.
Теперь я была в курсе, самых больших страхов Нюры. Не удивительно. С тремя детьми младшими школьниками, без образования и опыта работы, не в лучшей физической форме и с изрядно просевшим после родов здоровьем, у нее были все основания опасаться именно такого исхода.
Что ж? Я искренне ей сочувствовала.
Тем более посыл был верным.
Но чего боялась я?
Ничего из вышеперечисленного меня не пугало. У меня априори не могло быть подобной реальности. Возможно, потому что все, что мы имели, мы добивались вместе с Петром. А чего-то только я сама.
Но вот отсутствие рядом тех, о ком я могу позаботиться и разделить свою радость.
Да.
Пугало.
— Спасибо, Нюра. Я серьезно подумаю над тем, что ты сказала.
— Да не за что! Мы же женщины и должны поддерживать друг друга.
— Не то слово. Нюр, не то слово. Но ведь ты пригласила меня, чтобы рассказать что-то о Петре?
— Да!
— Что?
— Он готов простить тебе твой загул! И со своей стороны сделает всё, чтобы в вашей семье всё было хорошо!
— Любопытно… — я не нашлась, что ещё ответить.
— Не просри свой шанс! — с чувством выполненного долга напутствовала меня соседка.
— Постараюсь, — размыто пообещала я, вышла из квартиры и подошла к своей двери.
Нюра продолжала за мной следить в приоткрытую щель двери.
Только бы Петька ничего не выкинул.
Ключ легко вошёл и провернулся в замке.
Ну что ж, начало неплохое.
Я поскользнула внутрь, поспешно прикрыв за собой дверь.
Под ногами от коврика в прихожей была проложена полоса из ярко-красных лепестков розы, уходящая вглубь квартиры.
— Угу…
Вот ещё один представитель сильной половины человечества, который считает, что любую проблему можно решить сексом.
И если у Назара было преимущество хотя бы в виде шикарной физической формы и новизны, то я затруднялась предположить, чем будет козырять Петька.
Дорожка ожидаемо привела меня к спальне.
Я толкнула дверь.
Она открылась.
— О-хо-хо!
Стас
— Пап, ну как так-то? — Ксюша висела у меня на руке, наотрез отказываясь идти домой. — Нельзя сейчас отпускать Алёну! Ей же может кто-нибудь позвонить. Или вообще прийти к ней домой.
— Ксюш, о чем ты говоришь? — Я прекрасно понимал о чем она, но сначала нужно было разобраться с Янкой.
— Да ни о чем, а о ком! Алёна такая чудесная. Её все себе хотят! И если за ней на присмотреть, ее могут сманить!
— Сманить?
— Ну да, пап! Запросто! Пока мы будем штанишки просиживать, Грач ее опять на пончики позовет и цветочки подарит. В аквапарке он нашим папкой притворился. Алёне понравилось.
— Что значит вашим? — не понял я.
— Ну моим и Алёнкиным. Он — папа, Алёна — мама, — Ксюша… довольно захихикала.
Слишком довольно! В груди моментально заворочалось только-только успокоившееся чувство собственничества.
— Пап, ну тебя же не было. А
