— В Лондон, — буркнул он. — Хэмптон-Корт.
Мальчик только кивнул в ответ.
Через двадцать минут карета была готова. Марбери ехал один, свои немногочисленные пожитки он засунул под единственную скамью. Кони рванули с места, вздымая копытами грязь и щебень. Они словно летели в бледных лучах луны. Марбери погрузился в беспокойную дремоту.
Через несколько часов он очнулся, словно от толчка, и не сразу вспомнил, что сидит в дребезжащей карете, которая катит в Лондон. Марбери выглянул в окно. Низкие облака, серые, как вдовьи слезы, и ни намека на восход.
«Снеговые облака, — думал Марбери. — И почему я несусь во весь опор к королю, вместо того чтобы спать в теплой постели? За что меня Бог ненавидит?»
Снег в апреле — редкость, но в это Рождество Темза почти замерзла. Зимы с каждым годом становились холоднее и тянулись дольше. Возможно, это предвещало конец света.
Марбери, задрожав от холода, завернулся в толстый бордовый плащ и попытался сообразить, долго ли он спал и сколько проехала карета.
Отгоняя сон, он снова выглянул в окно. Бесцветная серость неба окутала каждое дерево, и каждый придорожный куст, и саму землю.
Внутри кареты было не лучше. Простой ящик из сосновых досок обеспечивал быстроту доставки, но не удобства седока. «От Кембриджа до Лондона чуть больше сорока миль, — подсчитывал Марбери, — а карета, как известно, делает пять-шесть миль в час. При такой скорости непременно пришлось сменить четверку лошадей — надо полагать, я проспал остановку. Наверняка мы уже недалеко от Лондона. Пора обдумать, как держаться перед королем».
Марбери бывал в парадном зале дворца Хэмптон-Корт в первые полгода правления Якова. Король устраивал рождественские и новогодние гулянья — бесконечные пиры и танцы. На Новый год актеры Уильяма Шекспира представили славную пьесу — «Проделки Робина Доброго Малого». Остальные воспоминания Марбери о тех празднествах бледнели перед встречей с королем. Он всеми силами старался следовать совету сэра Джона Харингтона, хотя совету этому стукнуло уже сорок лет.
По поводу одежды для аудиенции Харингтон говаривал: «Будь опрятен, надень новый жилет с нарядной оторочкой и не слишком короткий — необычного цвета». И о поведении: «Не задерживайся долго на одном предмете и лишь вскользь коснись религии».
«Полезный совет, — думал Марбери. — Он помог мне при свидании с королем год назад в январе». Именно тогда Яков решил начать работу над новой Библией.
Карета чуть не перевернулась на крутом повороте. Марбери отбросило к стенке, он услышал крик кучера, и карета резко встала.
Марбери первым делом обнажил клинок. Для остановки кареты посреди дороги может быть только одна причина. Он пригнулся и, взявшись за дверную ручку, напряг слух.
Кучер молчал. Если был жив.
За воем предрассветного ветра не слышно было ни шагов, ни шепота.
Марбери, задержав дыхание, на миг приподнялся к окну. На дороге рядом никого не было видно. Беззвучно открыв дверцу, он осторожно вылез из кареты.
Между ногами взмыленных лошадей впереди виднелась всего одна фигура.
Юный кучер вдруг выкрикнул:
— С дороги, сопляк!
— Стой и выгружайся, — неуверенно ответил ему разбойник. Голос двенадцатилетнего подростка, не старше.
— Ну, что ты сделаешь своим посошком? — издевался кучер. — Может, швырнешь им в меня?
— Я успею выколоть глаза двум коренным и слинять в лес, — несколько тверже ответил мальчик. — А пока ты будешь торчать здесь и чесать в затылке, вернусь с сотней парней, и мы облепим тебя, как шершни дохлого крота.
— Какого беса тебе надо? — вздохнул кучер. — Денег у меня нет, и в карете пусто.
— Могу взять карету, — предложил незнакомец.
— Боже мой, да и забирай себе, только лошадей не тронь, — фыркнул кучер. — Отсюда я и пешком дойду до Лондона. Подходи, бери вожжи.
Молчание.
Марбери видел, что маленький разбойник неподвижно стоит на месте.
— Штука в том, — пояснял между тем кучер, — что это карета самого короля Якова. Таких во всей Англии всего три. Построены для службы королю. Если я расскажу, что какой-то сопляк встал на дороге у королевской службы, тебя вздернут еще до заката.
Разбойник был виден Марбери в профиль. Одеждой ему служил кусок материи, обернутый вокруг тела и перевязанный в нескольких местах. С непокрытой головой, чумазый, руки покраснели от холода. Дубинку он держал перед собой как щит. Удивительно, но сапоги на нем были хорошие, новые и на модных высоких каблуках.
Марбери быстрым движением вскочил вперед и взлетел на козлы рядом с кучером, напугав того не меньше, чем разбойника.
Кучер, задохнувшись, откинулся назад.
Мальчик, выронив дубинку, вскрикнул:
— Проклятье!
— Ну-ка, прочь с дороги, — приказал ему Марбери, — или этот нож воткнется тебе прямо в лоб.
Кучер вдруг выпрямился, взглядом умоляя Марбери пощадить мальчишку. И перевел дыхание, когда Марбери незаметно подмигнул ему.
Мальчик застыл на месте, круглыми глазами уставившись на клинок.
— Отдам новые сапоги, только не убивайте, мастер.
Марбери сверху глянул в перепуганное лицо.
— Да, а откуда у тебя эти сапоги?
— Чума подарила, — отчаянно выпалил мальчишка. — Жизнью клянусь, я их не украл. Он был уже мертвый, раздулся, как слива, и провонял. Я взял сапоги. Шляпа досталась другому.
— Понятно. — Марбери убрал кинжал. — А что, в этом лесу и вправду прячется сотня мальчишек?
Мальчик хлюпнул носом и почесал себя пониже спины.
— По правде сказать, и двадцати не наберется.
— И тебя избрали для ограбления кареты.
— Не знаю, что значит «избрали», но я старше всех, — мальчик откашлялся. — Это на мне.
— Ну, вот что я могу тебе предложить, — Марбери вытащил из-под плаща золотую монету. — Получишь этот ангел, если сделаешь точно, как я скажу.
— Так вот он какой, ангел? — при виде монетки глаза у мальчишки полезли на лоб. — Это же…
— Десять шиллингов! — проворчал кучер. — Не давайте ему так много.
— Я столько и за месяц не натырю, — выпалил мальчишка. — Хорошо если шесть!
— Жирно ему будет, — зашептал возница.
— Я отдам тебе золото, — повторил Марбери, обращаясь к мальчику на дороге, — если ты обещаешь сделать, как я скажу.
— За эту монету, — поклялся мальчишка, — я самого папу укокошу!
— Мое поручение намного проще.
— Все сделаю! — горячо заверил мальчишка.
— Вот и хорошо.
Марбери бросил ему золотой.