послание декларировало желание монарха развеять страхи Британии, не нанеся при этом урона легитимности или достоинству ни одной из корон, включая собственную. Нессельроде хвалил Ливена за его объяснения, данные лорду Каслри в связи с испанскими делами, отношениями с Портой и Персией и с военным положением России. Нессельроде признал, что Испания пыталась улучшить свое положение за счет союза с Россией, несмотря на то что при каждом упоминании этого Александр направлял короля искать содействия у Великого союза через посредничество Англии. Чтобы подкрепить эти аргументы и подготовить Ливена к его разговорам с Каслри, министр иностранных дел России переслал ему копии депеш, направленных Татищеву. Эти переговоры, как заявлял Нессельроде, доказывали, что политика России была основана не на частных или временных соображениях, а на нерушимых принципах.
Взаимодействия с Францией также приводили к решительным заявлениям о поддержке принципов и предписаний союзнических соглашений. В послании от 21 марта (2 апреля) 1817 года, одобренном императором Александром, Каподистрия писал великому князю Константину Павловичу об официальном обращении к союзникам, подтверждавшем твердое и незыблемое мнение России относительно всех союзов (combinaisons), направленных на подрыв «политического и общественного порядка, установленного венскими и парижскими договорами 1815 г.»[93]. Послание Каподистрии, причиной которого были замыслы французских эмигрантов, стремившихся заменить короля из династии Бурбонов представителем русской царской семьи или принцем Оранским, указывало на двух беженцев-республиканцев, проживавших в Варшаве, которым следовало предоставить защиту лишь до тех пор, пока они не нарушали общественный порядок[94]. Каподистрия просил великого князя Константина Павловича объяснить основы российской политики искавшим его поддержки беженцам. Доктрина общего умиротворения в Европе основывалась на торжественных, священных и нерушимых обязательствах. Порядок правления, установленный во Франции в 1815 году и «скрепленный кровью двух поколений», был по форме строем монархическим и конституционным. Также важно, что все европейские державы были обязаны уважать и заставить уважать этот порядок, что зависело от принципов религии и справедливости. Более того, ни одно правительство не могло отклониться от этих принципов, не подвергнув опасности собственное существование. Таким образом, и в интересах Франции, и в интересах всех остальных европейских государств было нужно сохранять текущую систему и выступать против новых потрясений, подрывающих уже сложившиеся между государствами связи. Одним словом, нарушение существующих общественных и политических договоров могло лишь породить дух завоеваний и крамолы, который угрожал бы спокойствию и независимости европейских держав.
Хотя император Александр был мало уверен в Бурбонах, послание Каподистрии выражало точку зрения, что Франция наконец встала на путь возвращения себе почетного статуса великой державы, отведенного ей природой. Очевидно, что российский монарх выступал против попыток сместить Бурбонов с трона. Было необходимо поддерживать текущее правительство, потому что его действия представляли собой лучшие шаги по борьбе с врагами мира. Национальное представительство, сокращение оккупационной армии и урегулирование требований частных лиц (poursuites) в адрес правительства Франции демонстрировали прогресс во французской династии. Опять-таки, Каподистрия подчеркивал, что установленный во Франции порядок необходимо было уважать и что Александр был готов сотрудничать со всеми государствами, чтобы «содействовать сохранению прав, освященных договорами», будь то от внутренних действий или от внешних сил. Российский монарх оставался полностью верен делу сохранения справедливых и спасительных принципов, обеспечивавших всеобщее спокойствие. Только безотступное следование установленным договорным положениям могло обеспечить необходимые для развития благосостояния народов условия. В глазах русских дипломатов, эти положения содержали обязательства двоякого рода: одни – между государствами, другие – между правительствами и народами, устанавливавшие благотворную взаимность обязанностей. «Здание мира – гроза для злокозненных партий, скала, о которую разбивается любая ложная политика», – зиждилось на этих основах. До тех пор пока эти отношения взаимной обязанности продолжали функционировать, согласно Каподистрии, Франции было нечего бояться, а Европа наслаждалась бы спокойствием. Со своей стороны, Александр использовал бы все дарованные ему Божественным провидением средства, чтобы защитить существующие отношения от всякого, кто вздумал бы на них посягнуть. Договоры 1814–1815 годов сформировали не только публичное право Европы, но и священный закон всеобщего мира.
В течение периода с 1816 по 1817 год ни политическая нестабильность во Франции, ни напряженность в отношениях России с Австрией и Британией не угрожали правовым основам европейского порядка. Все государства верили, что необходимо уважать принятые положения. Подозрения и различия в толковании возникали, но эта неопределенность не ослабляла общей приверженности мирному урегулированию или политического устройства какой-либо отдельной страны. В июне 1817 года, чтобы убедиться, что русские дипломаты поняли принципы царской политики и могли объяснить, как правительство применяет их в конкретных ситуациях, император Александр выслал дополнительные инструкции русским миссиям за границей в форме обзора (aperçu) политических отношений России в Европе[95]. Император ожидал, что его дипломатические агенты будут в состоянии рассматривать все возникающие вопросы исходя из единой точки зрения и продвигать политику России, используя единые формулировки и единую линию поведения. Рассылая этот обзор, Министерство иностранных дел России стремилось предоставить официальным представителям империи оптимальные инструкции.
Чтобы укрепить уверенность второстепенных государств и снять беспокойство, приводящее к подозрительности великих держав, император Александр начал инструкции с указания на то, что текущую политику создал не он. Напротив, политика или система, возникшая из «духа и буквы венских и парижских договоров», сформировалась в 1815 году. Cохранение неприкосновенности этих актов – цель, в достижение которой также внесли свой вклад все европейские державы, – оставалось единственной задачей российской политики. В основе целеполагания союзников лежали как нравственные, так и политические причины. Нравственные причины были высечены в просвещенном и чистом сознании каждого разумного человека, ставшего свидетелем чрезвычайных событий революционного периода, включая события, которыми эта эпоха закончилась. Политические причины совпадали с самыми существенными интересами европейских государств и их правительств, особенно те, что были восстановлены и вновь заявлены в Венских и Парижских соглашениях. Император Александр все еще не верил, что европейские государства преуспели в самовосстановлении на прочном и естественном фундаменте. Те, что возникли из затяжного революционного кризиса, все еще находились в поиске своего направления. Иные избежали прямых действий, но все еще сохраняли боевую стойку. Кроме того, всем требовалось, на основе различных положений, выполнить трудное слияние новых интересов со старыми привычками и новых привычек со старыми интересами.
«У государств есть возраст, как и у людей», – говорилось в обзоре. Текущие правительства не могли защитить «утешительный образ семьи, в которой порядок и покой присущи самому ее существованию, а мир в семье совсем не в новинку и не является предметом обсуждения или проблемой, которую нужно решить». Здесь казалось, что император Александр признавал нестабильность современных политических отношений. Однако спорные политики вызывали у него беспокойство, и он настаивал на том, что российские условия отличались от условий, существующих в европейских государствах. Для выживания всем государствам необходим покой: Россия наслаждалась спокойствием, но в то же время не боялась движения. В сравнении с другими государствами Россия была молода и полна жизни. Молодой силе нужно было действовать, однако Россия оставалась миролюбивой. Это позволяло Александру делать вывод о том, что мирная политика империи была добровольной, в то время как другие государства принуждались к ней обстоятельствами. Это различие объясняло подозрения, вызванные господством России в политическом порядке Европы, – подозрения, которые Александр надеялся развеять, продемонстрировав пример своего поведения. Вне зависимости от обстоятельств, связанных с той или иной державой, Российская империя будет строить со всеми мирные, дружеские и душевные отношение по принципу, форме и цели. Правительство Российской
