тащится… Корягу, должно быть, захватили, — предположил Толя Чернявский.
— Увидишь ты ее, эту корягу… — пообещал Три Ниточки.
В прорубь боком вплыла мертвая черная рыба, Михайлов подхватил ее багром и выволок на лед.
— Осетр, — загрустил Три Ниточки и пошевелил рыбу ногой.
— Старик. Их таких-то, может, десятка два на всю Обь осталось…
Водолазы склонились над мертвой рыбой. Наточенное железо исполосовало бока и брюхо осетра, в ранах серело мясо. Видно, он долго бился, пока не уснул, когда жало вошло в позвоночник.
— На акулу походит, только рот маленький, — определил Толя Чернявский.
Женька Кузьмин представил, как рвут в темноте крючья бока осетра, и поморщился.
— За Колесниковой сходите, — попросил Три Ниточки, и какой-то рабочий молчком полез на яр.
Минут через двадцать пришла Нина Сергеевна.
— Узнайте, если из ваших кто, пусть заявление пишет, — сказал Три Ниточки.
Инженер молча кивнула. «Какую красоту загубили», — думала она, холодея от неясной тревоги.
Три Ниточки приказал отправить осетра на кухню и уехал, не дождавшись результатов осмотра траншеи.
— Чего бесится? — удивился Толя Чернявский, когда старик отбыл. — Ну и что, осетр? — Сам куропаток стреляет. Жить-то надо.
Женька сматывал самолов и ждал, что скажет Нина Сергеевна, а что дела она так не оставит — он догадывался.
Но разговор не состоялся, потому что старшина позвал Чернявского в будку, «тянуть резину».
— Женя, а вы могли напороться там на эту штуку? — задумчиво спросила инженерша, разглядывая крючья.
— Едва ли!
Нина Сергеевна пошла в будку, присела в уголок и стала смотреть, как готовят к спуску под воду Михайлова. Она сидела тихо, никому не мешала и ничего не говорила.
На старшину натянули скафандр, навешали грузы, он вышел из будки и закрепил на поясе контрольную веревку. Инженерша тенью ходила рядом.
— Ты, как на похоронах!.. — рассердился старшина.
— Осторожнее, пожалуйста, Коля, — попросила Нина Сергеевна и улыбнулась, сдерживая тревогу.
«Ну — дела!» — Женька от неожиданности открыл рот, медленно осмысливая положение.
Чернявский надел шлемофон и помахал Женьке рукой: старшина требовал ломик с ручкой, которым водолазы пользовались при быстром течении.
В береговую прорубь, на место самолова, спустили лампу, старшина поплавал в проруби, стравил лишний воздух и ушел в воду. Вода в проруби закипела от пузырей, а потом утихла, когда водолаз сдвинулся в сторону.
— Глубоко?
Женька травил за старшиной веревку и шланги.
— Метров двенадцать! — сообщил он Нине Сергеевне, все еще удивляясь ее непонятному поведению.
Инженер ушла, определив, что под водой все идет как следует, а Женьке никак нельзя было поговорить с Толей Чернявским, потому что уши у того были закрыты наушниками, и говори ни говори — слышать он не мог.
— Траншея не замыта, несет, правда, здорово, но работать можно, — сказал старшина, когда вылез на лед.
Очередь тащить трос была Женькина, он осмотрел его запас, кольцами приготовленный на льду рядом с прорубью, и пошел одеваться, затягивая дело, чтобы поговорить с Толей.
— А осетр, мальчики, в яме еще один есть! — второй раз в этот день ошарашил старшина Михайлов Женьку.
— Да ну-у? — не поверил Толя Чернявский.
— Берег подмыло, ниша вроде, — рассказывал старшина. — Там он и спасается, один остался. Сколько раз подходил, ткнет мордой в бок, потрется и обратно в нишу. Думает, должно быть, что приятель объявился, рядом зовет стать. Крупнее покойника, с меня будет…
Женька ужом проскочил в скафандр.
— Ты осторожно с ним! — предупредил старшина. — Не пугай.
Проводник закрепили на ручке острого лома, Женька камнем ушел на дно, хотел двинуться без промедления к берегу, но вода опрокинула его на спину и потащила по неровному дну.
— Эй, держи! — заорал он, перевернулся на живот, воткнул в дно ломик и отдышался.
— Тебя отнесло! — обрисовали ему сверху положение и посоветовали идти влево.
— Прет — будь здоров! Пойди попробуй, — забурчал Женька, опасаясь вынимать из земли лом и удивляясь силе воды.
— Ты так делай, — советовал старшина, — втыкай лом, подбирай ноги, толкайся резко и снова втыкай. Понял?
Водолаз попробовал, получилось немного. Тихо, правда, но ничего — жить можно. Под берегом течение ослабло и последние несколько метров до лампы он пролетел щукой, торопился к заветному месту.
«Где-то он тут…» — соображал Женька, посильней всадив лом в дно под лампой, чтобы не вырвало и не пришлось делать напрасной работы.
Лампа освещала воду метра на полтора кругом себя, но в этом круге осетра не было. И Женька передвинулся к границе круга, ближе к берегу.
Осетр сам подошел к водолазу и потерся упругим телом о резину. Женька погладил его и хотел обнять, но осетр дернулся недовольно и отошел ближе к свету.
— Вот медведь! Мишенька, Миша, — забормотал Женька и вытянулся рядом с осетром, чтобы тот думал, что он тоже рыба.
— Ты чего бормочешь? — спросил Михайлов.
— С Мишкой разговариваю, — откликнулся Женька, подталкивая осетра к лампе, чтобы лучше разглядеть и запомнить, но тот упирался.
— Имя, значит, придумал? — улыбнулся Михайлов и приказал поднять лом на поверхность.
Женька нашарил под лампой ломик, высунул из воды и спустился к осетру.
— Хлеба бы ему дать или картошки, — думал он вслух, поглаживая рыбину, пока не почувствовал, что веревка, привязанная к поясу, натянулась.
— Чайку, скажи Анюте, чтобы заварила покрепче, в другой раз вы с ним чайку похлебаете, — хохотал Толя Чернявский, пока друга раздевали.
Женька сделал вид, что обиделся.
Три Ниточки взволновался, когда ему передали новость, и наказал водолазам не тревожить осетра, пусть живет спокойно.
Браконьера доискаться не удалось, никто не хотел сознаваться. «И то сказать, — думал Три Ниточки, — кому охота на рожон-то переться».
Вечером Женька Кузьмин не утерпел и наведался к Толе, когда Михайлов «навострил лыжи», чтобы выяснить насчет старшины и Нины Сергеевны.
Толя знал не больше.
— Слышал, сварщики ее трепались, что якобы замужем она была дважды, но точно не знаю, — сказал Толя. — А что не допускает к себе никого — факт. Один, говорят, совался — до сих пор кашляет…
7. ПРАЗДНИК
Приближались праздники. И большие — год был юбилейный. Три Ниточки посоветовался с Ниной Сергеевной и решил нарушить сухой закон, заведенный в группе им же самим.
— Собирайте по тройке с носа. Бутылка спирту — на двоих, — заявил он делегации, которая явилась к нему по этому поводу.
Старик сам отправился с деньгами в Сургут, чтобы не было соблазнов.
— Навезут — за неделю не вылакать, а делов — край непочатый, — обсказал он свое решение.
Пятого ноября вечером тягач остановился подле вагонов. Был он белый от буса и нагрелся в дальней дороге. Из тягача выбрался Три Ниточки и подождал, пока ему подадут из кабины вещи, закрытые твердой бумагой. Следом вышел
