они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?»[152].
Глава 5
Религиозная жизнь в Британии с начала XX в. до Второй мировой войны. Роль духовного лидера Церкви Англии У. Темпла
Несмотря на установление равенства между христианскими церквами к началу XX в., государственный статус Церкви Англии обеспечивал ей ряд преимуществ. Среди них – владение обширными земельными угодьями, связь с короной, присутствие в Палате лордов англиканских епископов и контроль за привилегированными колледжами и частью начальных школ.
Немалую роль в укреплении влияния Церкви Англии играла и близость светской и церковной знати. А. Хастингс пишет по этому поводу: «Епископы чувствовали себя в мире правителей, как дома, потому что они принадлежали к правящему классу по рождению, образованию и проведению досуга в аристократических клубах»[153].
Значительная часть епископов обучались в ведущих элитных школах («public schools») и за небольшим исключением заканчивали образование в Оксфордском и Кемриджском университетах. Директорами же элитных учебных заведений и главами университетских колледжей продолжали быть уже состоявшиеся или будущие высшие сановники англиканской церкви[154]. «Важно также, – отмечает А. Хастингс, – что английский истеблишмент концентрировался вокруг Вестминстера, Виндзора, Оксфорда, Кембриджа, главных “паблик скулз”, где англиканство обладало мощными позициями. Учитывая это, невозможно представить, чтобы Церковь Англии, структурированная таким образом, не была церковью партии тори. И вопрос заключался не только в том, как епископы голосовали в Палате лордов и с какими публичными заявлениями они выступали. Более существенной была их тесная классовая идентификация…И это было правдой в отношении мирян и низшего духовенства, хотя, конечно, можно было найти англикан и в других партиях»[155].
Братство священнослужителей и будущих политиков складывалось в привилегированных колледжах и продолжалось в коридорах власти на протяжении всей жизни бывших учащихся. В избирательных округах, расположенных в зонах влияния англиканства, как правило, побеждали консерваторы.
По мере развития капиталистических отношений и возрастания роли буржуазии и рабочего класса усиливалось и влияние «свободных церквей». В богословском понимании общим для нонконформистов было следование трем основным принципам: спасение личной верой в искупительную жертву Христа, священство всех верующих, что означало право каждого христианина проповедовать и совершать богослужение без посредничества церкви и ее духовенства, и, наконец, исключительный авторитет Священного Писания. Предпочтение отдавалось проповеди, а не обрядам и церковным таинствам. И если англиканин готов был подчиняться епископам, королю и парламенту, то нонконформисты не признавали вмешательства этих авторитетов в вопросы их веры. Все начиналось с требования свободы вероисповедания от диктата со стороны государства и назначаемых правительством епископов. Создавалась среда для развития свободной мысли, и временами религиозный протест сливался с политическим и социальным протестом. Составляющие традиционной триады – храм, священник, верующие – в равной степени были важны для англиканина. Для членов же «свободных церквей» приоритетным была община верующих, а священник долгое время мог выбираться среди равных ему членов общины[156].
В политическом аспекте с середины XIX в. и до первых десятилетий XX в. именно нонконформисты (т. е. буржуазия и квалифицированные рабочие) составляли электорат Либеральной партии, которая и отстаивала широкий круг их интересов – от религиозных до экономических.
При всей остроте противоречий между Церковью Англии, пытавшейся монополизировать нацию, и «свободными церквами», стремившимися лишить государственную церковь ее привилегий, их противостояние никогда не доходило до серьезных конфликтов. На толерантность, характерную для отношений между конфессиями, указывает в своем труде и Маклеод. «Подобно Соединенным Штатам, – отмечает он, – Англия сохраняла традиции веротерпимости, благодаря чему огромное число соперничавших религиозных деноминаций имели возможность процветать»[157].
Гибкость правящего класса и реформы светской власти своевременно разряжали обстановку.
Для развития контактов и взаимопонимания между различными конфессиями большое значение имело экуменическое движение, затронувшее британское студенчество и реализовавшееся в деятельности зарубежных миссий, о чем мы уже писали. Что же касается самой метрополии, то вскоре выяснилось, что надежды миссионерской Эдинбургской конференции 1910 г., организованной Студенческим христианским движением, на скорое преодоление конфессиональных противоречий, в первую очередь в самой Британии[158], – всего лишь иллюзии молодых христиан. Впрочем, традиции экуменизма не были забыты и проявлялись чаще всего во внешних контактах.
Первая мировая война, разделившая христианские нации Европы на два враждующих лагеря, стала серьезным испытанием для британских церквей в метрополии и Британской империи.
В предвоенное время, несмотря на то что с начала XX в. Англия жестко конкурировала с Германией в экономике и колониальной сфере, духовенство не забыло и то, что обе страны связаны между собой родством королевских домов и противостоянием папству. Епископ Лондона Артур Уиннингтон-Инграм называл немцев братьями, а Германию великой цивилизованной нацией.
В начале войны на соборах двух конвокаций Церкви Англии – Кентерберийской и Йоркской – были приняты резолюции, призывавшие духовенство выполнять две функции: служить государству и богу[159]. Это означало: с одной стороны, содействовать военным усилиям правительства, с другой – осуществлять гуманитарную миссию, т. е. помогать вдовам, сиротам ухаживать за ранеными.
Реакция высших иерархов англиканской церкви на эйфорию, вызванную началом военных действий, не была единодушной.
6 сентября 1914 г. тот же епископ Уиннингтон-Инграм диаметрально изменил свою позицию и в проповеди, произнесенной перед солдатами, первым назвал новую войну «священной». «В великую пятницу Христос умер за свободу, достоинство и честь, – заявил епископ, – и наши ребята умирают за то же. Единожды поняв, что все, ради чего стоит жить, поставлено под угрозу, страна без колебаний выбрала мобилизацию. Вы просите меня ответить в одной фразе, что здесь должна делать Церковь. Отвечаю: мобилизовать нацию на священную войну!»[160]
В статье, опубликованной 10 июня 1915 г. в газете «Гардиан», вопреки христианским заповедям, Уиннингтон-Инграм повторил свой призыв в более жесткой форме: «Что Церковь должна делать? Я отвечаю: мобилизовать нацию на священную войну. Убивать хороших людей точно так же, как и убивать плохих, убивать молодых, как и убивать старых»[161]. Подобные обращения звучали и со стороны некоторых членов «свободных церквей».
Архиепископом Кентерберийским в военные года был Рэнделл Дэвидсон (1903–1928). Будущий глава Церкви Англии родился в 1848 г. в Эдинбурге в шотландской купеческой семье, придерживавшейся пресвитерианского вероисповедания. Образование Р. Дэвидсон получил в элитной школе Харроу в Лондоне, а затем в Тринити-колледже Оксфордского университета, где в 1865 г. перешел в англиканство. Приближенность к королеве Виктории в качестве ее капеллана способствовала быстрому продвижению его карьеры в иерархической структуре Церкви Англии.
С началом войны Дэвидсон уклонялся от того,
