свои детские жизни. Так не должно быть, разве нет?
Пусть у меня самой и не было ребенка, но я тысячи раз видела, как ведут себя дети. Тем более — оставленные без присмотра. Они издают самые разные звуки. Они играют, кричат и толкаются. Они делают что угодно, только не передвигаются, как маленькие старички, не издавая ни звука.
Я старалась не думать, куда подевались родители этих детей. Помимо воли, в голову лезли мысли о том, что взрослые, живущие в Агарте, могли крепко спать по своим домам.
Спать так, как спали минувшей ночью Марина и ее сынишка.
… Вот так, следуя примеру русского богатыря (кажется, Ильи Муромца, в чем уверена я не была и пообещала себе проверить этот факт на аномальном мосту с интернетом), я свернула направо. Суженого я не встретила, да и вообще никого не встретила. Только тихие дети во дворах время от времени оглядывались в мою сторону.
Я подумала, что единственным домом, за оградой которого не было ни одного ребенка, был дом с оранжевой крышей на окраине. Или там кто-то был, но я не заметила.
Илья Муромец, спасибо ему, не подвел. Я шла по сельским улицам, отмечая всякие мелочи вроде того, что на участках не бродят никакие животные, не сушится белье, не играет радио. Особенно смущало отсутствие животных. Хоть бы собаки бегали или куры какие… Такая безжизненность стала пробуждать во мне смутную тревогу, но по-настоящему забеспокоиться я не успела, потому что вышла наконец к сельскому магазину.
Разместился местный магазин в самом обычном доме, не отличимом от прочих здешних домов. Если бы не соответствующая вывеска, я бы и не поняла, что там чем-то торгуют.
Однако вывеска, явно самодельная, с кривовато выведенными буквами, была. «Магазин № 1» прочитала я и потянула на себя тяжелую металлическую дверь.
Дверь грохнула, закрываясь за мной, пружина была такой тугой, что придержать дверь не было никакой возможности. Зато продавец внутри сразу знает, когда пришли покупатели, подумала я. Можно сказать, бюджетная сигнализация от воришек.
Сразу слева от меня стояла касса, если ее можно было так назвать. Я нащупала в кармане смятую купюру, пожалев, что сняла так мало налички перед отъездом из Москвы. Но это все Ларка — она уверяла, что в алтайских городках полно супермаркетов, где без проблем можно рассчитаться безналом. Правда, они с мужем были на машине и закупались необходимым, вероятно, в нормальных, относительно крупных, поселениях.
Здесь же, в Агарте, кассой в магазине служила тумба, покрытая клетчатой клеенкой. Перед человеком за тумбой стояли механические весы и лежали счеты. Все. Ничего похожего на кассовый аппарат не имелось, значит, в ходу тут была только старая добрая наличность.
Не поздоровавшись, продавец уставился на меня. Во всяком случае, так казалось, но наверняка сказать было сложно — в темноватом помещении женщина за кассой носила темные очки. Вообще-то, я не была уверена, что передо мной женщина, рост продавца явно перемахнул за два метра. Но на принадлежность к женскому полу намекали длинные седые волосы и наряд, напоминающий балахон. Одно можно было сказать точно — продавец был не молод. Лицо покрывали морщины, особенно глубокие борозды пролегали у рта, как бывает только у очень пожилых людей.
В любом случае я была рада увидеть взрослого человека и поздоровалась сама.
— Добрый день! А я у вас впервые.
— Я так и поняла, — ответила продавщица (все-таки женщина) довольно мелодичным голосом, не слишком вязавшимся с ее обликом. — Проходите, выбирайте…
Я огляделась. Все небольшое помещение занимали стойки с продуктами — было немного похоже на маленький скромный супермаркет. Я шагнула к «молочному» отделу, прикидывая, взять ли мне только молока или прихватить еще сметану и йогурты. Меня ожидал не быстрый путь назад в «Белые ночи» и слишком нагружаться не стоило.
В небольшом магазинчике торговали просто всем подряд. Кроме продуктов, здесь была бытовая химия, садовый инвентарь, и даже одежда и обувь. В углу, подальше от пыльных, забранных решеткой окон, стояла вешалка с сарафанами, платьями, блузками. Наряды выглядели старомодными, и из любопытства я захотела рассмотреть их поближе.
Я стала перебирать блузки из жестких тканей и блестящие платья. Одежда была с бирками, но выглядела старой, будто висела здесь уже очень давно.
Вдруг прямо в руку мне легло платье из мягкого хлопка. Белое платье.
Я присмотрелась к наряду и замерла.
Глава 12
На самом деле в самом платье ничего особенного не было. Просто легкий, почти прозрачный, летний сарафанчик без рукавов. И я бы не обратила внимания на этот простенький наряд, если бы не вспомнила при этом Бэллу, представив ее в этом милом сарафане, а не в испачканном платье из грубой ткани. Не успела я подумать про Бэллу, как боковым зрением заметила какое-то копошение у двери. В магазин пожаловали покупатели.
Я отметила, что тяжелая входная дверь с резко захлопывающейся пружиной не то что не прогрохотала, а даже не скрипнула, впустив посетителя в магазин. Что казалось совершенно невозможным, но уже через секунду я забыла про эту странность.
У входной двери, рядом с кассой, стояла Бэлла. В ней ничего не переменилось с тех пор, как мы виделись в последний раз — все то же грязное платье, широкая улыбка и слегка блуждающий взгляд голубых глаз.
Великанша за кассой пробурчало что-то вроде: «Явилась, унюхала свеженькое», по крайней мере, я услышала именно это. Бэлла никак не прореагировала на бормотание седовласой кассирши и направилась прямиком ко мне.
— Привет, Лера! — сказала она своим оперным низким голосом и улыбнулась еще шире.
Я кивнула и стала снова изучать белый сарафан на вешалке. Было неловко смотреть на кариесные зубы, к тому же от Бэллы опять несло сладкой гнилью. Не так сильно, как в прошлый раз, но все же. Сама девушка, похоже, не стеснялась ни больных зубов, ни запаха своего тела. Хотя, конечно, собственного запаха она могла и не чувствовать.
В очередной раз задавшись вопросом, куда же смотрят родственники Бэллы, я попыталась вспомнить, называла ли я ей свое имя. Бэлла, в отличие от большинства людей и в Москве, и здесь, назвала меня Лерой. Не Валерией. Это было очень приятно — как будто в детство вернулась и болтаешь с подружкой о разных пустяках.
— Как поживаешь? — спросила я. Все-таки мне было жаль неприкаянную девчонку, о которой явно некому было позаботиться.
— Поживаю? — в голосе Бэллы звучало непонимание.
Я подумала, что была права, когда предполагала, что девушка страдает умственной отсталостью.
