что смерть, забравшая друзей, теперь следит за ним и если остановиться, то она молниеносно настигнет его. Шаги ускорились, перерастая в стремительный бег. Он не обращал внимания на то, что насквозь промочил ноги. Усиленно переставляя и напрягая мышцы ног при ускорении Лука, хотел только одного, чтобы проблемы остались за спиной. Перед глазами мелькали улицы и хмурые лица прохожих, а звуки машин разбавлял лай собак. «Бежать, бежать, бежать от всего».
Когда силы закончились, он остановился, вдыхая жадно воздух. Сердце напряженно стучало и отдавало в висках.
– Что делать? Что теперь делать? – встревожено повторял он про себя.
Его широко открытые глаза быстро перемещались из стороны в сторону. Он достал второпях телефон, будто от этого зависела его жизнь.
– Привет! – ответила Кира на его звонок.
– Привет, привет! – проговорил возбужденно Лука, обрадовавшись ее голосу, точно он решал все его проблемы.
– Я слышала… Сожалею… Где ты сейчас?
Лука огляделся по сторонам и узнал двор Марка, куда неосознанно прибежал, чтобы по привычке укрыться от проблем в доме друга.
– Я буду на квартире Марка.
– Я тут рядом нахожусь. Если хочешь, можем встретиться.
– Хорошо.
– Я скоро приеду!
Лука нащупал в кармане джинсов ключ от квартиры и отворил дверь. Ему было непривычно видеть жилье Марка пустым. Не включая свет, он сел на край дивана, вспоминая, что совсем недавно здесь пульсировала жизнь, громко играла музыка, бесконечно приходили и уходили гости. Теперь на смену праздности и смеху пришли одиночество и тишина.
Через полчаса Кира сидела рядом на диване, с нежностью глядя на него. Она положила его голову себе на колени и заботливо гладила волосы. Тревога отступила, Лука ощущал прилив тепла и безопасности. У него возникло ощущение, будто в ее объятиях он все равно, что в стенах крепости, где можно переждать любую бурю. Его переполнила благодарность к ней за то, что она помогает ему выбраться из омута одиночества.
– Знаешь, все, что происходит как будто не со мной. Кажется, что скоро я проснусь, и ничего не было. Все живы и все по-старому. С минуты на минуту позвонит Ян с предложением поехать к Марку. Мы встретимся во дворе и будем спорить ехать на такси или прогуляться не торопясь пешком. И когда я поддамся его уговорам, он засмеется и как обычно проворчит: «ну ты меня балуешь».
Кира слушала с участием.
Прошлый раз ты спрашивала меня о родных – они были моими родными и навсегда останутся ими.
– Что было у вас общего?
– Все. Детство, школа, безотцовщина, жизнь – одна на троих. Мы были семьей друг другу хоть никогда и не говорили об этом. Меня родные родители любили меньше, чем они и мне жаль, что я не успел сказать им об этом.
От сказанного Лука ощутил сильную тоску и его глаза стали влажными. Сконфуженный он отвернулся, пытаясь незаметно вытереть слезы.
– Поплачь, – сказала Кира, широко улыбалась, поглаживая его руку. – Я не считаю, что мужчины не должны плакать, мне кажется это милым.
– Ты была на похоронах Марка? – спросил Лука, сдерживая наплыв грусти.
– Нет.
– А Яна?
– Нет.
– Почему?
– Я не люблю кладбища. «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов», – гордо сказала она и на лице вновь заиграла улыбка.
Весь вечер улыбка редко сходила с ее лица, но внезапно при разговоре из груди вырвался стон, глаза зажмурились, а выражение лица приняло страдальческий вид.
– Что с тобой? – встревожился Лука.
– Все нормально, – говорила Кира, не открывая глаз. – У меня постоянно головные боли, не напрягайся, сейчас все пройдет.
– Из-за чего?
– Я не знаю. Родители возили меня по лучшим клиникам в Европе, но врачи толком ничего так и не сказали.
– Как думаешь, зачем мы живем? – спросил он сразу же, как только приятная улыбка снова появилась на лице собеседницы.
– Чтобы умереть, – равнодушно ответила она.
Лука серьезно посмотрел на нее.
– Шучу! – засмеялась Кира – Меня родили вот я и живу. Зачем? Без понятия… Наверное, жизнь просто сон и никому до конца так и не удалось понять, зачем мы его видим. Мне кажется, нет такого ответа, который бы всем подходил. Если адресовать вопрос Иисусу и Гитлеру они бы по-разному ответили на него.
– Ты не боишься?
– Кого именно Иисуса или Гитлера? – засмеялась Кира.
– Смерти.
– Я знаю, что умру.
– Я тоже знаю, но не могу поверить в это до конца. Когда мать сказала, что Марк умер, где-то в глубине я услышал внутренний голос: «С тобой такого никогда не произойдет» шептал он мне, принося успокоение, и я почувствовал стыд за эту мысль.
Я не могу представить, что после моей смерти деревья так же будут расти, солнце светить, по улицам гулять люди, но меня уже не будет. Когда я пытаюсь все это осознать, то испытываю какой-то животный страх.
– Я ничего себе не накручиваю, просто стараюсь меньше думать об этом и беру по максимуму, пока не наступил конец, который сделает все бессмысленным. Я не живу, какими-то высшими идеалами, насаженными в средних веках фанатиками. Если быть честной, то все мое стремление в жизни это съесть попкорна больше остальных, пока не закончится фильм со мною в главных ролях. Но иногда от перенасыщенности утрачивается вкус, к горлу подступает тошнота с горьким привкусом желчи и радость момента теряется в ожидании, что случай даст лучше и больше всего, пока меня не закопали в землю. Наверное, ты не это хотел услышать?
Лицо ее помрачнело и, потупив глаза в пол, она осторожно спросила – А зачем жили твои друзья?
– Ян всегда радовал окружающих, мог все отдать друзьям. Людей добрее я не знал. А у Марка был огромный потенциал, это был настоящий титан мысли. Я думал, что когда-нибудь он изменит мир…
– Попробуй тоже меньше думать и загоняться всем этим. Нужно внимательно следить за своими мыслями ограждая их от негатива. Ищи в жизни только позитив. Живи сегодня! Ведь завтра может не прийти… Поэтому «гуляй, рванина, я плачу»! – прокричала Кира, залившись истеричным смехом.
– Я этого не понимаю…
– Чего именно?
– Как можно оставаться счастливым, когда другие рядом умирают? – спросил Лука, сосредоточено глядя в пустоту.
– Если помнить что и ты умрешь. Лично я, чтобы не грустить решила заранее, что для меня все уже умерли.
– Прям как африканцы, верящие в то, что живут среди покойников и не знают кто зомби, а кто нет.
– Все умрем: ты, я и африканцы. Но теперь у тебя есть я. И я буду твоей семьей.
Услышанные слова заставили Луку просиять от радости. Кира покрыла поцелуями его лицо и все тревожные мысли и терзания отступили на задний план. Лука сжал ее в объятиях, и они спрятались под одеялом.
Проснувшись, Лука, устремил печальный взгляд на Киру, которая собиралась в прихожей с намерением покинуть квартиру. Он горел желанием находиться в ее объятиях двадцать четыре часа в сутки, и меньше всего ему хотелось снова остаться одному. Поэтому уход Киры вызывал в нем детскую обиду.
– Завтра я снова приду к тебе, – раздался ее утешающий голос.
Кира порхнула за порог. Дверь захлопнулась, и к Луке подступило одиночество, от которого застывала кровь в жилах. Он прилег на диван и грустно улыбнулся, комната пахла ее духами.
День проходил в томительном ожидании. Лука чувствовал себя забытым и брошенным. В своей фантазии он находил спасение, от давящей тишины одиночества заполняя время мысленными разговорами с Кирой.
Ему попалась на глаза книга Маркиза де Сада «Сто двадцать дней содома». Он принялся читать в надежде, что сюжет книги сможет увлечь и развеять тоску. Но прочтя несколько абзацев, понял, что не в состоянии сконцентрировать внимание. Лука откинул книгу в сторону и ходил по комнате кругами, заламывая руки. Через каждые пять минут он смотрел на телефон, проверяя, не было ли сообщения или пропущенного звонка от Киры.
«Я словно преданный пес, ожидающий возвращения хозяина, – рассуждал про себя Лука – и радуюсь ее приходу как
