за шлепок по тарелке. Однако при этом свято уверен в том, что всему своё место и время.
И вот конкретно здесь и сейчас не намерен наворачивать ложкой осетровую икру только лишь потому, что могу себе это позволить.
Вот и Стекловата, похоже, разделяла моё мнение.
Пускай её харчи уже остыли, но они были просты и понятны. Блондинка притащила такой же сет из салата-первого-второго, как у меня. Какая-то смесь из огурцов, помидоров и зелени в качестве салата, борщ и бефстроганов с картофельным пюре. Просто, вкусно, зашибись.
— Лапша? — удивилась Её Сиятельство Фонвизина, глядя в тарелку подоспевшей Ромашки.
— Лапша, — кивнула та. — А что?
— Так ведь это же-е-е-е, — задумчиво протянула Ольга, но потом тряхнула рыжей головой, мол, забей.
— «Это же» что? — абсолютно добродушно уточнила Ромашка, наматывая на вилку своё чудо-блюдо.
Только глазищами от любопытства сверкнула.
— Гхым, — тут Фонвизина промокнула рот салфеткой, положила вилку с ножом на свои этикетные места и явно, что приготовилась к беседе. — Насколько я вообще понимаю в готовке, то в лапше должно быть яйцо.
— Во-первых, нет, — улыбнулась Ромашка. — Это гречневая, здесь нет никаких яиц. А во-вторых, почему бы мне не съесть яйцо?
— Так ты же… вегетарианка? — судя по тону Сиятельства, это всё же был больше вопрос, чем утверждение.
— Нет, — хохотнула Юля и отправила клубок коричневой лапши в рот. — Почему ты так решила?
— Так ведь ты мясо не ешь. Сама говорила.
— Ну-у-у-у, — Ромашка пожала плечами. — Не ем. Но не по какой-то причине. Мне просто млекопитающих жалко. Понимаете, какие-то они свои. Милые пушистики, родные такие, уютные. Как их есть?
— А птицы, то есть, не уютные? Их не жалко?
— Их тоже жалко, — кивнула Юля. — И жуков жалко, и пауков, и рыб всяких. Но млекопитающих больше всего. Мы же… ну… в одной команде, что ли?
— Короче! — это Шама оторвалась от стейка. — Чего вы домотались⁈ Ромашка не ест мясо, потому что не ест мясо. Хочется ей так. Правильно говорю?
— Ага, — кивнула оборотнесса. — Хочется. Точнее, не хочется.
— Главное при этом, — продолжила мысль Шестакова, — что она никому ничего не навязывает и не скатывается в снобизм. Так ведь?
— Так.
Юля вновь кивнула, затем посмотрела в тарелку шаманки и сказала:
— Фу.
— Ну вот, блин, накаркала, — вздохнула Шама.
— Да нет-нет, я не к этому. Просто… ты знаешь, что ты ешь?
Тут Шестакова немножечко напряглась, и сама осмотрела своё блюдо. На дорогой деревянной тарелке из обработанного спила берёзы лежал разухабистый мясной лапоть размером чуть ли не с сиденье унитаза.
— В меню было написано «флэнк-стейк».
— Вот и я о том же, — кивнула Ромашка. — А знаешь, что такое «флэнк-стейк»?
— Не-а.
— Пашина, — сказала Ромашка и продолжила наматывать лапшу. — Ну то есть пах.
— Порохом пропах, — улыбнулась Фонвизина, мастерски орудуя ножом и вилкой и отделяя филе своего сибаса от хребтины. — Шестакова, не переживай, пах — это просто низ живота. Ничего криминального.
Однако Шестакова всё равно нахмурилась. Посмотрела сперва на свой стейк, потом на Ромашку, на Фонвизину, и снова на стейк. В итоге пожала плечами, сказала:
— Один хрен вкусно, — и продолжила наворачивать мясо.
Тем временем за столом разворачивалась ещё одна баталия. До сих пор молчаливая, но судя по напряжению я чувствовал — вот-вот прорвёт. А разворачивалась она между Дольче и Смертью. Первая вот уже десять минут ковыряла три худеньких гункана с креветкой и порцию самых простейших роллов, а вот вторая…
— М-м-м-м, — вторая отрывалась по полной.
Смерть забила хрен на высокую кухню и притащила себе целую гору фастфуда. Жирный увесистый бургер с двойной котлетой, тройным сыром и пятерным беконом, несколько разных картошек с соусами, наггетсы, луковые кольца и целое ведро… нет… целое ведрище куриных крылышек в панировке.
Питалась Смерть самозабвенно. С чувством, с кайфом, и от души.
Ну… тут, как я и предсказывал, прорвало:
— Так! — Дольче аж по столу кулаком ударила. — Как ты это делаешь⁈
— А? — сперва не поняла Смерть, как раз смачно обгладывая крылышко. — Что делаю?
— Как ты столько жрёшь и не толстеешь⁈
— Я… Я не знаю, — пожала плечами некромантка и вытерла рот салфеткой. — Конституция тела такая… наверное.
— Какая ещё конституция⁈ Вот если бы она так наворачивала, — Дольче ткнула пальцем в Фонвизину.
— Эй.
— … то я бы поняла! Она лекарь, чёрт её подери! Наколдует чего-нибудь себе с пищеварением и давай уписывать за обе щёки! Но ты-ы-ы-ы! — палец со свежим маникюром уставился на Риту Смертину. — Ты-ы-ы-ы-ы!
И быть беде, если не официант с большим железным подносом. В белой рубашке и при бабочке, так что сразу стало понятно, заказ не из дешёвых.
— М-м-м! — вскинула брови Её Сиятельство. — Это я заказала.
Поднос встал на стол, и оказалось, что он полон дроблёного льда, на котором лежат семь раскрытых настежь устриц и хаотично рассыпанные дольки лимона.
— Полезно, — сказала Фонвизина. — Чистый белочек, угощайтесь.
Ну угощайтесь, так угощайтесь. Девки по очереди расхватали устриц, — что интересно, моллюсков Ромашке было совершенно не жалко, видимо, они не были милыми, — ну и я тоже взял одну. Полил лимоном, чу-у-у-уть-чуть присыпал солькой и вдруг завис.
Во-первых, резко захотелось бокал какого-нибудь вкусного сухого рислинга на запить. Ну а во-вторых, пришло осознание…
Хм…
Наверное, это норма для отношений учитель-ученик, но для чисто человеческих то, что мы с альтушками до сих пор даже пивка вместе не пригубили — это что-то как-то прямо ну такое. Из ряда вон.
Хммм…
Интересно…
Тем более что они взрослые. Совершеннолетние. Закон вполне позволяет употребление алкоголя внутрь.
Это всё из-за того, что они девушки? Возможно. Прислали бы мне шестерых парней на обучение, всё бы было по-другому. А с другой стороны, пускай оно так пока и остаётся. Мне и с трезвыми альтушками проблем хватает.
Ну а тост сказать я и под устрицу могу.
— Ну, — я встал из-за стола. — За группу «Альта»!
— И за Скуфа! — не сговариваясь, поддержали девки.
Приятно, эх. Даже без рислинга приятно.
* * *
— Ай, блин! — Шестакова в буквальном смысле этого
