достаточно свободно, нарушая тем самым четкую, формальную заданность. Это – полуформальный стиль гё.
И, наконец, внутреннее пространство отдельных храмов на территории монастыря, с лабиринтами коридоров, соединяющих помещения, крохотными садами, расположенными между оградой храма и его зданиями, соответствуют неформальному стилю со, который, если переводить его на язык каллиграфии, может соответствовать скорописному знаку, курсивному письму, свободному от жестких правил и наделенному индивидуальностью.
В храмах, где протекает частная жизнь монахов, уход за садом, созерцание его спокойной, уравновешивающей сознание красоты становятся частью религиозной практики – органичной составляющей того образа жизни, какую ведут служители храма.
Немногие из дзэнских садов Японии могут сегодня соперничать в зрелищности и силе производимого впечатления с сухим садом храма Дайсэнъ-ин (Убежище Великих Мудрецов) на территории монастыря Дайтокудзи. Уже многие десятилетия не прекращается спор о том, чьим творением является этот удивительный сад. Иногда автором его называют основателя храма Когаку, но чаще в этой связи звучит имя Соами [16]. И хотя нет тому прямых доказательств, сад вполне мог быть создан этим живописцем, украсившим своими пейзажами фусума в том же храме.
В те годы, когда основывался Дайсэнъ-ин (1509–1513), Соами слыл наиболее одаренным пейзажистом в Киото. И хотя он не был дзэнским монахом в строгом смысле этого слова, нет ничего удивительного в том, что Когаку поручил росписи фусума для своего храма именно ему. Имея доступ к самой богатой и старейшей в Японии коллекции китайских художественных ценностей, изучая ее, мастер настолько глубоко проникся традициями сунской пейзажной живописи, что его собственные работы не уступают лучшим образцам материкового искусства. Пример тому – знаменитые росписи, украшающие раздвижные перегородки в Дайсэнъ-ине. Задумчивые, уводящие в запредельную даль пейзажи исполнены нездешнего покоя и тишины. Трудно себе представить, глядя на мягкие, округлые очертания гор, на окутанные дымкой заоблачные пространства, рождающие чувство отрешенности от всего земного, что созданы эти картины в один из самых драматичных периодов японской истории.
Сад и настенные росписи «составляли единый ансамбль, построенный на основе одних и тех же принципов. Это был микромир, созданный для особой погруженности в себя, состояния медитации как пути осознания своего единства с миром»22. Но в идее сада заложено не просто желание перенести на небольшое пространство в несколько метров, выделенное под карэсансуй, живописный мотив «гор и вод», что позволяет с полным на то основанием назвать его объемной, или трехмерной, живописью.
Соами. Роспись на внутренних перегородках храма Дайсэнъ-ин.
XVI в. Дайтокудзи. Киото
Не менее важно стремление художника иными средствами – богатым и выразительным языком камня – передать то же возвышенно-религиозное отношение к природе, какое присутствует на расписанных им фусума, наделить сад столь же глубоким философским смыслом, какой заложен в самом пейзажном жанре «горы-воды». Являясь средством сообщения о неизмеримой шири, безграничности Вселенной, о гармонии Земли и Неба, пейзажная живопись изображает космос взаимопроникающих сил, где горы – ян, воды – инь нуждаются друг в друге, чтобы обрести целостность.
И вот художник сада выкладывает из камней и мелкой гальки каскад с водопадом, бесшумно низвергающим свои воды с горных вершин в песчаную «реку», протекающую под каменным мостом и огибающую веранду храма с двух сторон, а затем впадающую, наконец, в тот Великий Океан (Океан Пустоты), который символизирован чистым белым пространством песка с двумя конусообразными насыпями. Водопад часто служил основой для всей композиции сада, его художественным центром и эмоциональной доминантой. Созерцание струящихся потоков воды подключало сознание зрителя к широкому ассоциативному ряду, связанному с этим мотивом, – одним из самых распространенных в дальневосточном искусстве [17].
Появляется, между прочим, самостоятельный жанр живописи тушью, получивший название «созерцание водопада» (намбаку содзу). На многочисленных и достаточно однотипных свитках, посвященных этому мотиву, мы видим, как правило, фигуру поэта или отшельника – одинокого или в сопровождении слуги, – остановившегося где-нибудь на хрупком деревянном мосту в ущелье меж гор и застывшего в немом восторге перед красотой жемчужно-белой струи водопада. Дзэнские художники, рисуя водопад, вплетая его тонкие нити в горные складки своих пейзажей или выкладывая сухие каменные каскады в садах, помнили о богатстве символических обертонов, присутствующих в этом сюжете. Считается, что человек, погрузившийся в созерцание «небесной реки», слушающий звуки падающей воды, способен пережить озарение.
Желание организовать пространство сада «как на картине», почти буквально воспроизвести языком камня мотив «гор и вод», заставляет художников искать особые минералы, сама фактура которых отвечает замыслу мастера – как можно более достоверно и убедительно «живописать» пейзаж средствами природного материала. Сухой водопад в саду «Трех каскадов» храма XV столетия Хомподзи состоит из камней, внутренний рисунок которых (белые линии на темном фоне) создает полную иллюзию струящихся потоков воды, сбегающих по склонам каменных «гор».
«Как на картине» выглядит и сухой сад напротив Дома Настоятеля в храме XVI века Корин-ин дзэнского монастыря Дайтокудзи. Условно и символически он «рисует» воображаемый мир даосского рая, величественный и прекрасный ландшафт Страны Бессмертных. Это сад – Вселенная, сжатая до размеров в несколько десятков метров, грандиозный и необъятный мир Гор и Вод, целый Космос, умещаемый на небольшом пространстве внутреннего храмового дворика. Удивительное ощущение возникает у человека, сидящего на веранде храма и созерцающего этот сад – символ макрокосма.
Сад Трех Каскадов храма Хомподзи. XVI в. Киото
Человек словно вырастает в масштабе, наблюдая в себе рождение особого состояния некой отстраненности, невовлеченности в этот мир, который являет собою лишь отражение мира Высшего. Самое драгоценное в переживаемом состоянии – та внутренняя тишина, которая появляется с изменением масштаба восприятия, когда мир начинает видеться со стороны, с высоты Высшего «Я», не допускающего никакой эмоциональной вовлеченности.
«Нарисованные кистью гор
и тушью океана,
Земля и Небеса являют собой
сутру, излагающую Истину», —
сказано в одной из поэм Кукая. Однако далеко не каждому удается воспринять этот текст, коим является, по существу, вся Вселенная, но только тому, кто входит в резонанс с божественными письменами, умеет настроить внутренний слух на их едва уловимое тонкое звучание. Сухой сад камней – миниатюрные «горы и воды» – тот же текст, исполненный символов и знаков, всмотревшись в который можно проникнуть в тайну мироздания, познать свое место во Вселенной.
Соами. Созерцание водопада. XVI в.
Музей искусства Азии. Сан-Франциско
Соами. Созерцание водопада. XVI в. Художественный музей Идэмицу
«Замороженной в моменте
