что мне известно, как люди, обладающие властью, получают удовольствие, отбирая то, что тебе дорого. Отдать часть себя — все равно, что повесить ошейник с электрошокером на собственную шею и отдать другому контроль.
Мэддок встает рядом со мной, его взгляд устремлен в сторону, где, как я знаю, находятся остальные, но не могу заставить себя посмотреть.
— Эта игра в субботу, — начинает он. — Да, это чертовски неподходящее место для нее. Но, что важнее, это означало бы раскрыть ее городу, когда он еще не готов делиться ею. — Мэддок поворачивает голову в мою сторону, его хмурый взгляд встречается с моим. — Ты должна была догадаться сама.
— Я всего лишь имела в виду, что ей бы понравилось смотреть, как он играет…
— Это ничего не меняет. — Он разворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо. — Не говори, не подумав, ничего не делай, если не понимаешь. Ты уже должна разбираться в этом дерьме. Не заставляй нас уничтожать тебя.
— Разве вы не этого хотите?
— Опять строишь из себя дурочку. — Он впивается в меня взглядом с раздражением, написанным на лице. — Думаешь, когда он уходил от тебя сегодня, его не разрывало на части изнутри, зная, что ты там одна, после всего случившегося? Без защиты, без кого-либо, кто прикрыл бы твою спину? — Он качает головой. — Ты знаешь, что мы упрямые, твердолобые и недоверчивые. Ничего не дается нам легко. И возможно это несправедливо, но это значит, что женщинам в нашей жизни нужно стараться вдвойне усерднее, чтобы прорваться, быть, черт возьми, вдвое сильнее. Другой дороги нет.
— Я не пытаюсь найти обходной путь.
— Тогда вонзи свои когти глубже, — рычит он. — И не вздрагивай, когда хлынет кровь.
Сражайся изо всех сил.
Вот что он говорит.
Вот, чего он хочет от меня.
Сузив глаза, он делает небольшую паузу, прежде чем продолжить говорить.
— Я могу быть всем для Рэйвен, дать ей все, что она, блядь, пожелает, но этого не будет достаточно. Я хочу для нее большего. Она решила уже давно, еще до того, как узнала, что вы одной крови, и до того, как узнала, что ты что-то скрываешь от нас, что это была ты. У нее никогда не было друга. Мы были ее первыми друзьями. Так будь им для нее. Будь для моего брата тем, что ему нужно, и чего он хочет. Будь здесь для всей моей семьи. Или убирайся. К чертовой матери. Отсюда.
Мэддок делает несколько шагов назад, и мой взгляд скользит через его плечо на остальных, играющих в ночной прохладе. Напряжение сжимает его челюсть, когда он смотрит на меня.
— Он должен увидеть, что ты значишь для нее… мы все должны.
Я вопросительно вскидываю брови, когда он снова перемещается в поле моего зрения, а затем быстро разворачивается. Он кричит через длинную подъездную дорожку, привлекая внимание каждого из них.
Три улыбки гаснут в одно мгновение, но четвертая… она становится шире и шире с каждой секундой, и мое сердце замирает.
Привет, малышка.
— Я сделал это не для тебя и не собираюсь делать это снова, — шепчет Мэддок, прикрыв рот рукой.
Он уходит к остальным членам своей семьи, каждый из которых застыл с широко раскрытыми глазами. Но их шок быстро становится гневом, когда Зоуи бросает мячик, которым они играли, и ножки несут ее прямо ко мне.
Она срывается на бег с ослепительной улыбкой на лице, светлыми кудряшками, подпрыгивающими во все стороны, и не сбавляет темпа.
Кэптен требовал, чтобы я оттолкнула ее, но я не стану, я не могу.
Я быстро выхожу из тени на траву и раскидываю руки в стороны, чтобы она могла запрыгнуть в них.
— Рора! Рора! Рора! — смеется она и восторженно трется носиком о мой. — Ты видела, что я сделала?
Слезы заполняют мои глаза, и я киваю, с силой прижимая язык к зубам, чтобы сдержать их.
— Я не видела ЗоЗо, но ты отлично справилась! — шепчу я.
— Папочка сказал «так держать, Зоуи!» — говорит она звенящим голоском.
Я слегка посмеиваюсь. Она все еще не может правильно произнести свое имя.
— Уверена, он был счастлив, — умудряюсь прохрипеть я.
— Ага-ага! — Она улыбается, дергаясь, чтобы я опустила ее.
В ту же секунду, как ее ноги касаются травы, она хватает мой палец, и я стараюсь не нервничать.
— Да-вай, Рора! — Она пытается тащить меня за собой.
У меня нет выбора, и я перевожу глаза на Кэптена.
Если бы это было возможно, из его ноздрей шел бы пар — он в ярости.
Все мои силы уходят на то, чтобы схватить ее за маленькую ручку и удержать.
Она поднимает на меня свои сине-зеленые глаза, в которых плещется недоумение.
Я сглатываю, опускаясь перед ней на колени, стараюсь дышать, не смотря на боль в груди.
— Я не очень хорошо себя чувствую, ЗоЗо. — Вру, вру, вру единственному человеку, с которым всегда была честна. — Мне нужно уйти и тогда мне станет получше.
— О, нет! — Она вырывает свою ручку и обхватывает ладонями мое лицо. — У тебя ранки?
— Да, — тихонько соглашаюсь я, кладя свои ладони поверх ее. — Так и есть.
— Папочка вылечит их?
Горло сжимается, и я не могу сглотнуть. Не могу посмотреть в глаза, которые ждут, когда я подниму свои.
Зачем Мэддок это сделал?
Бросаю на него взгляд, но он наблюдает за Кэптеном, пока Рэйвен сосредоточена на Зоуи. А Ройс сверлит взглядом меня.
Я отпускаю Зоуи, но она не хочет отпускать меня. Когда я поднимаюсь на ноги, она слегка хмурится.
— Папочка, вылечи их, — говорит она немного тверже.
— Нет, ЗоЗо. Я должна идти.
— Нет. — Она качает головой, снова хватает меня за руку и тянет. — Нет, нет. Папочка сделает это. Да-вай!
Черт.
— Я не могу. — Я осторожно высвобождаюсь, и она замирает на месте, убирая с лица выбившиеся волосы. — Роре нужно…
— Иди сюда, Зоуи, — мягко зовет ее Кэптен, прерывая меня. — У меня твой мячик.
— Не хочу мяч! — кричит она, и в ее голосе мелькает намек на то, что она готова заплакать.
Кулаки Кэптена сжимаются по бокам, но я все равно не могу поднять взгляд.
Его гнев уже окутал мои ребра,
