рядом со столом, старший достал из своего портфеля несколько простыней с орехово-коричневыми прямоугольниками двадцатирублевок:
– Вот что нам удалось сделать. На большее не хватило материалов.
Серегин повертел простыни в руках, довольно почмокал языком.
– Зело… зело, – произнес он, снова почмокал. – По части красок и бумаги – дело, как я сказал, поправимое. Достану я вам и краски, и бумагу.
– Вряд ли, Григорий Иванович.
– Это почему же? – Серегин непонимающе приподнял брови. В Повстанческой армии он считался человеком могущественным и, естественно, мог достать все.
– Краски тут особые, несмываемые, бумага специальная – денежная.
– Да достану я вам и то и другое.
– Григорий Иванович, у нас есть свой поставщик, который снабжает нашу фирму бумагой – прокола ни разу не было, есть свой химик, который нам персонально готовит краски – прокола так же ни разу не было… С вами ни один, ни другой общаться не будут.
– Это почему же? – не понял Серегин.
– Побоятся.
Серегин досадливо сморщился, потом махнул рукой:
– Ладно, лях с вами. Покупайте бумагу и краски, где хотите…
Гости посмотрели на главного финансиста армии, как на неразумного ребенка.
– Григорий Иванович, на деньги, отпечатанные на нашем станке, поставщики ни бумаги, ни красок нам не отпустят.
– Почему? – вновь сморщился Серегин, в следующее мгновение засмеялся: – Да-да-да! Что-то я с вами совсем того… шарики за ролики зашли. И что же предпочитают эти ваши… поставщики?
– Золото либо бриллианты.
– Губа у господ-товарищей не дура… – Серегин похмыкал в кулак. И золото, и бриллианты у него были: полмесяца назад распотрошили главный ломбард в Елисаветграде, расположенный на центральной площади огромный дом с крепостными стенами, – взяли там и золото и камни.
В двух других городских ломбардах, в которых «труба пониже», тоже нашлось немало этого добра, так что по части золота и камней серегинская касса была обеспечена хорошо. А вот с кредитками, этой капустно хрустящей бумагой, было хуже. Точнее, было совсем плохо. Прижимистый Серегин зажался, вздохнул болезненно, прикинул кое-что про себя и, поняв, что платить все-таки придется, спросил, не сдерживая нового невольного вздоха:
– И сколько же требуют драгоценного товара эти ваши… поставщики? Какова их цена? По прейскуранту, так сказать.
Нижняя губа у Григория Ивановича брезгливо отклячилась.
– А у нас есть расчеты. С расценками, – спокойно ответил старший из фальшивомонетчиков, готовно распахнул свой роскошный красный портфель. – Все есть. Пожалуйте!
Он вытащил из портфеля бумагу – разлинованную, с цифрами, придвинул ее к Серегину.
Серегин взял ее в руки, долго изучал, потом вдруг с маху долбанул себя по шее ладонью, словно бы ухлопал там муху и крякнул:
– Дороговато, однако!
– Зато какие денежки, Григорий Иванович, получатся, а! – Владелец красного портфеля приподнял лежащую на серегинском столе простынь, несколько мгновений демонстративно подержал ее на весу и опустил. – Керенский от зависти несколько раз в гробу перевернется. Это же не кредитки будут, а изысканное, очень дорогое блюдо.
– Ну уж и блюдо… – Серегин вновь хлопнул себя по шее, словно бы ему приятно было ощущать эти больные шлепки. – Ладно, будь по-вашему, – наконец сдался он. – Говорите, чего вам конкретно надо и сколько? И что лучше – золото или бриллианты?
– Лучше бриллианты, – быстро произнес старший из гостей.
– Конечно, такие хапуги, как ваши поставщики, только бриллиантами и берут, – не выдержав, съязвил Серегин.
Кряхтя, он поднялся из-за стола, подошел к большому стальному шкафу, украшенному замысловатым вензелем – знаком фирмы, которая выпускала эти сейфы, открыл его.
Молодые люди невольно привстали в своих креслах – в сейфе было столько драгоценных камней, что им показалось: темное мрачное нутро стального чудища освещено электричеством.
У младшего из гостей, розоволицего, лощеного, с темными библейскими глазами, даже приоткрылся красный сочный рот и на костюм закапала слюна – такого количества драгоценностей он не видел никогда. Серегин оглянулся и, прохныкав себе под нос что-то нечленораздельное, посоветовал:
– Рот-то закрой. А то просвистит тебя, малый. Желудок застудишь либо того хуже – изнанку пупка.
Молодой человек закрыл рот. Слова главного махновского казначея не смутили его. Серегин ухватил горсть бриллиантов из кучки и высыпал на стол.
– Для того чтобы напечатать пятьдесят миллионов рублей, хватит?
Старший из гостей начал поспешно считать камни: раз, два, три… семь… двенадцать… Считая, он переворачивал их, смотрел, нет ли изъянов. Всего он насчитал двадцать два камня.
Сощурившись хитровански, глянул на Серегина:
– Это только плата за материалы, Григорий Иванович, а нашу с напарником работу вы чего, так ничем оплачивать и не собираетесь?
– Когда сделаете работу, тогда и разговор будет, – ворчливо произнес Серегин, протянул руку, выхватил из горсти бриллиантов два камешка, – они будто бы сами прилипли к его пальцам. – Хватит и двадцати. Двадцать два – это перебор. Как в игре в «очко».
– Побойтесь Бога, Григорий Иванович!..
– Не побоюсь. Поскольку дело, которым вы занимаетесь, – не богоугодное. Понятно?
Через семь минут молодые люди ушли.
– Когда собираетесь доставить товар? – поинтересовался Серегин, прежде чем распрощаться с гостями.
– Дайте нам на все про все десять дней.
– Десять так десять, – хмуро кивнул Серегин, – но если сделаете работу раньше – приходите раньше.
Но молодые люди не пришли ни через десять дней, ни через двенадцать, ни через пятнадцать, ни через восемнадцать. Обеспокоенный Серегин отправился к Махно.
– Виноват я перед вами, батька, – сказал он и склонил голову.
– Не пойму, в чем виноват?
– Да я этим молодым горлохватам ведь камушки выдал…
– Каким горлохватам? – вновь не понял Махно. Дел у него было по горло. Белые вдруг начали наступать на широком участке фронта, хотя никаких предпосылок к наступлению у них не было, красные жали с другой стороны, – и хотя Махно с ними не воевал, нажим их все равно ощущался, от красных исходила опасность еще большая, чем от белых. Махно оторвался от карты и поднял голову. – Ну?
– Да молодые люди с керенками, что были у нас в штабе, помните? Прилизанные такие…
– Помню. И что дальше? Они должны были отпечатать полвагона денег. Где деньги?
– Нет денег.
– Как так нет?
– Обули они нас, Нестор Иванович, и одели.
– Тьфу, час от часу не легче! – Махно наконец сообразил, в чем дело, выругался. – И много камней отдал им? – в лоб спросил он.
– Да немного, но все равно жалко.
– Ладно, выбрось это из головы, Григорий Иванович, и не жалей, – наконец произнес Махно. – Это война. Но если эти деятели попадутся нам на глаза, они здорово будут жалеть о том, что появились на свет.
На том дело и закончилось. Поскольку камней в запасе у Серегина было еще много, то батька не стал наказывать его.
Вот эту историю, в деталях, в лицах, сдабривая красочными жестами, и рассказал Белаш гостю. Куриленко посмеялся от души. Белаш не отставал от него, также смеялся. Впрочем, через минуту вид у него сделался грустным.
– Вот так и живем, – проговорил он со вздохом.
– А где батька?
– Под Дибровкой отлеживается, на одном из хуторов. Жена с ним, контрразведка, Лева Задов с тремя пулеметами, еще кое-кто. Пойдем-ка
