Утро 22 июня
Сегодня я проснулся и очень удивился — где я? Потом сразу вспомнил и обрадовался. Да ведь это наш лагерь в лесу! Над головой — натянутая палатка. Сквозь парусину видно, как качаются ветки, а между ними жёлтыми зайчиками прыгает солнце. Ух, как хорошо! Вокруг меня вповалку спят ребята. У Мазина обе ноги прямо из палатки торчат. Ага! Валька Степанова на посту венок плетёт! Украшается! А барабан на траве лежит, и солнце уже высоко. Сейчас я её напугаю!
Вечер 22 июня
Я решил писать дневник утром и вечером, а то что-нибудь забуду.
День у нас был тревожный, а к вечеру и совсем испортился, и сейчас Митя кричит, чтоб я не жёг фонарика, а ложился спать.
Расскажу всё по порядку.
Утром, когда мы проснулись, Валя Степанова и Надя Глушкова стали рассказывать, как на рассвете летали самолёты. Надя сказала, что где-то даже бабахнуло очень сильно, только далеко. Про самолёты Митя сказал, что это, наверно, манёвры, а что это так бабахнуло, он не знает, но, может быть, где-нибудь производились строительные работы. Мазин сказал, что иногда взрывают целые горы.
Так мы поговорили, поговорили, а потом принялись за дела. Поправили палатки, так как вчера ставили их наспех, потом позавтракали. Кашу варила Синицына, она у нас за повара.
После завтрака мужчины вместе с Митей начали рыть глубокую землянку, так как Митя сказал, что на Украине бывают сильные грозы со страшным ливнем и нужно для этой цели иметь глубокую, хорошо укреплённую землянку. Митя показал нам чертёж такой землянки в разрезе. Мы выбрали хорошее место и принялись за дело… Земля тут очень чёрная, но если рыть глубоко, то там и глина.
Мы углубили вход и сделали три ступеньки. Митя спустился и сказал, что грунт хороший — пол в землянке должен быть твёрдый и гладкий. Для этого нужно ещё замесить глину с песком, смазать и дать просохнуть.
Мы пошли с ребятами за глиной, и вдруг опять что-то за лесом стало бабахать. Тогда я влез на дерево и посмотрел в ту сторону, а там такой чёрный-чёрный дым по краю неба.
Мы сказали об этом Мите и опять подумали, что это строительные работы производятся; вытащили даже карту и стали определять, что где строиться может. Определили наше местонахождение по карте. Мы находимся довольно далеко от Киева, по левую руку у нас Житомир, а железнодорожная станция, на которой мы высаживались, от «Червоных зирок» километров двадцать будет.
Вот как мы далеко забрались, даже узнать не у кого, что и где взрывают!
А Митя говорит: «Надо ждать Сергея Николаевича, он нам всё расскажет».
А вечером, когда начало темнеть, мы уже не на шутку заволновались, так как опять загудели самолёты, и один мальчик увидел на крыле самолёта свастику. Мы ему сначала не поверили, но он дал честное пионерское. Тогда Митя посмотрел на девочек — видит, что они испугались, и сам хотел пойти на шоссе что-нибудь узнать, но было уже темно и поздно.
Теперь все ребята легли, а Митя назначил себя дежурным и сидит. И всё старается с нами шутить, но мы уже видим, что он беспокоится. Ребята тоже не спят — шушукаются, а девочки забрались все в одну палатку и тесно-тесно рядышком легли, накрылись с головой одеялами. Вот трусишки! Скоро всё узнаем от Сергея Николаевича и Ивана Матвеича, они завтра придут!
Коля Одинцов
Глава 12
ТРЕВОГА
Мутный свет луны освещает спящий лагерь.
Теснее сдвинулись дубы, робко проглядывают между ними берёзы, утонули в густой траве белые домики-палатки. Пахнет речной водой и водорослями, запах мяты смешивается с запахом хвои. С болота доносится дружный хор лягушек.
Митя стоит на площадке и, закинув голову, смотрит на плывущие по небу разорванные облака, на скользящие тени самолётов; ухо его пытается уловить малейшие оттенки тихого, воющего гуденья моторов. Изредка далёкий, глухой удар потрясает землю. Митя встревожен. Он обходит палатки, прислушивается к сонному дыханию ребят и снова смотрит на небо.
Васёк Трубачёв не спит. Приоткрыв край палатки, он следит за каждым движением вожатого. Он видит, как Митя смотрит на небо, потом опускает голову, трёт ладонью затылок и снова смотрит. Видит Митино лицо, крепко сжатые губы, нахмуренные брови.
Васёк боится выйти и окликнуть Митю. Но ему необходимо сказать, что он тоже видел свастику. Может быть, Митя не поверил ребятам и потому велел всем поскорее ложиться, чтобы не болтали зря? А может, поверил и потому остался дежурить сам?
Трубачёв подтягивает трусики и тихонько вылезает из палатки. Ночная сырость охватывает его плечи.
Митя молча смотрит на Трубачёва; так же молча они усаживаются вдвоём на широкий мохнатый пень. Митя прикрывает Васька полой своей куртки и улыбается ему дружеской, ободряющей улыбкой.
— Я видел свастику, — шопотом говорит Васёк.
Митя кивает головой:
— Я тоже видел.
Над лесом снова ползёт протяжный, ноющий звук. Палатка тихо шевелится — из-под неё высовывается Мазин и быстро прячется обратно.
Васёк вскакивает и карабкается на высокую сосну; смолистые чешуйки прилипают к его коленкам. Потом он соскакивает на землю, показывает рукой куда-то за реку, за лес и торопливо объясняет:
— Там свет… Далеко-далеко, а видно…
— Это в стороне Житомира, — определяет Митя. — Утром надо разведку послать на шоссе.
— Пошли меня!
— Ты нужен в лагере. Все должны быть на своих местах. Никакой тревоги не поднимать. Пошлём
