class="p1">– Отбой! – скомандовал И’До, – Сначала дежурю я, как кончится дымка – Ладо, на зорьке – Тодо!
Лагерь засуетился. Если И’До давал приказ, его нужно было выполнять. Через пять минут все уже лежали на земле, накрывшись яульими шкурами.
И«До подбросил в костёр колючек и только после этого заметил До’Эйве рядом.
– А ты что? – удивился удоган, – Я же дал команду!
– Не хочу… – До’Эйве присел у огня.
– Что значит «не хочу»? Сегодня ты должен спать! Потому что будешь дежурным завтра!
– Я не усну… – До’Эйве подбирал слова, – Я у тебя хотел… помощи попросить… Совета… У меня в душе смятение, и я не могу его побороть.
– Та-а-ак, – И’До сменил тон, – Смятение – это плохо… Смятение – смерть для воина. Ибо воин в смятении перестаёт быть воином. Смятение перечит сути воина! – удоган процитировал строчки кодекса, но после обратился к помощнику, – Рассказывай!
– Я не знаю… С чего начать… Вот скажи, что самое прекрасное ты видел в жизни?
– Битвы, До’Эйве, битвы – это самое прекрасное для воина! – ответ был достаточно небрежным, но вроде бы искренним.
– Это да… Я имею в виду что-то кроме битв… Вот Императорский Дворец? Он прекрасен?
Только удоганам разрешалось посещать дворец правителя империи. Да, все стражники и смотрители тоже носили титул. Женщин это касалось так же, за исключением почтенных вдов, что потеряли своих мужей в боях. Те могли распоряжаться стряпнёй, уборкой и прочими хозяйственными делами в Императорском Дворце.
– Он величественен, – дал свою оценку дворца И’До.
– А знаменитые сады императора? А зал доблести? А… дочь императора? Цветшо? Ты ведь единственный мужчина, кто видел её?
И«До молчал. До’Эйве даже преположил, что он не слушал его. «Или, может быть, думает? Вспоминает?» – но тут он увидел, как лицо И’До побледнело, а на скуле задёргалась жилка. Вдруг удоган отстегнул от пояса Ганвет, обнажил его, поднял с земли плоский камень и принялся точить меч.
Впервые И’До точил свой меч при нём, при До’Эйве!
Точильный камень скользил по сверкающему лезвию то вверх, то вниз, высекая золотистые искры. Выглядело это завораживающе.
– Вот что прекрасно! – наконец вымолвил удоган и кивнул на меч.
До’Эйве показалось, что командир его так и не понял.
– Я о другом… Понимаешь… В Шохане, незадолго до того как мы отправились в поход, я встретил юную и прекрасную Рейве. И с тех пор только она в моём сердце… – До’Эйве разошёлся и теперь высказывал всё, что накипело на душе, – Я не могу думать о битвах! Я не могу держать в руках меч! Мне хочется быть с ней, а не идти на войну… Я воин и хочу им быть! Но почему-то меня тянет к другому. Почему? Это чувство, да? – он посмотрел на И’До.
– Да… – ответил тот.
– А у тебя… было подобное?
– Подобного – нет! – И’До стал отвечать как-то особенно сухо.
– А чувство – это плохо? – не унимался юноша, – Ведь если оно мешает ремеслу войны, то, видимо, да… Я прав?
– Прав.
– Ты знаешь, мне кажется, что я невероятно обрадовался нашему походу, когда понял, что смогу убежать от своего чувства! Но… получается, что это не так! Я бегу от Рейве, но не от чувства к ней… Чувство снова и снова настигает меня! Наверное, ты меня не поймёшь… Сам говоришь, что подобного не испытывал…
– Иди спать! – И’До внезапно схватил свой меч и вонзил его в землю по самую рукоять, – Ты завтра дежурный! Потому обязан выспаться! Это приказ!
Мысли разом покинули голову. Тем и хороша была философия итошинов. В тот момент, когда ты не в силах поступить по кодексу, тебя поставит на место приказ.
До’Эйве получил приказ от И’До, а после дал приказ уснуть самому себе. На этот раз сила слова удогана оказалась выше собственных душевных переживаний… Следовало подчиниться.
5
На следующее утро До’Эйве проснулся в отвратительном настроении. Он чувствовал, что у него под глазами вылезли чёрные круги. В висках трещало. Но ещё больше молодой воин поразился лицу И’До. На нём не просто читались следы явной бессонницы. Казалось, удоган точно постарел за ночь.
Словно всю ночь в нём шла какая-то внутренняя борьба, гораздо более сильная, чем борьба с демонами.
Шла борьба и в До’Эйве, но он понимал, что масштаб его борьбы гораздо меньше.
В чём суть борьбы удогана? В чём его тайна? Что лежит на сердце? Что он утаил от своих верных воинов?
Несколько дней До’Эйве не разговаривал со своим командиром. И с каждым днём он видел, как тот всё больше и больше мрачнеет, и мрачнел сам.
Своим вопросом я разбудил в нём его внутренние переживания… Те, которые удоган почти победил. Но что же такого я сказал?
Итошины совершили пять похожих друг на друга переходов с пятью такими же похожими стоянками.
Они шли чёрной колонной по долгому тракту, окутанные белым туманом. Их мечи лязгали о стальную защиту на бёдрах. Наплечники и нагрудники, казалось, впитывали весь холод стылого тумана и передавали его телу.
Но холодом настоящего воина не испугать!
На шестой день произошло событие, ставшее знаковым для До’Эйве.
Около десятка демонов устремились на них из ниоткуда. Словно долго брали в кольцо, неспешно крались и вдруг решили атаковать.
Первого поразил Ладо, благодаря своей молниеносной реакции. Ган-Иолай лёгким движением снёс когтистую клешню ещё одному, подбежал Тодо и добил демона колющим ударом. Джо дико закричал и бросился сразу на двух. Махал своим мечом во все стороны и вскоре обратил чудищ в кровавое месиво.
До’Эйве ринулся вперёд, выставив перед собой клинок. Он не издавал боевого клича, не делал никаких резких ненужных движений, но в тот самый момент в нём кипела ярость, пожалуй, не меньшая, чем у Джо. Наверное, ярость к самому себе, к неспособности одолеть свои страсти. Первого демона он просто рассёк пополам, уклонился от удара второго, рубанул по третьему. Тот издал истошный визг. До’Эйве вернулся ко второму и всадил клинок тому в пасть по самую рукоять. Но не рассчитал силы. Пока вытаскивал полоску стали из плоти чудовища, почувствовал, что ноги его сковала неведомая сила. Он опустил глаза и увидел, как отвратительное щупальце обвилось вокруг его конечностей. До’Эйве хотел рубануть по нему мечом, но тот плотно застрял меж зубов предыдущей убитой твари. А щупальце уже потянуло воина за собой. До’Эйве выпустил меч из рук и упал. Он успел увидеть огромную пасть, готовую заглотить его.
В этот момент из тумана выпрыгнула могучая фигура И’До. Ганвет описал полукруг от плеча к земле и отсёк щупальце, сковавшее ноги До’Эйве. Однако десяток других щупалец огромного монстра тут же метнулись к удогану. Скорость движений И’До была бесподобна. При этом командир не терял хладнокровия, выполняя свою работу чётко и уверенно. Вскоре зловещая пасть издала уже не звучное хлюпанье, а истошный рёв дикой боли. Два огромных глаза налились краснотой, но быстро потухли, когда Ганвет вошёл между ними.
До’Эйве стоял на коленях и тяжело дышал.
– Демоны остались?! – крикнул в туман И’До.
– Нет, – ответил Ладо.
– Нет! – подтвердил Тодо.
– Это мой первый! Это мой первый! – радостно причитал звонкий девчачий голос. До’Эйве узнал Лири.
– Прекрасно, послушница! – одобрил И’До, – Сегодня ты сделала главный шаг к тому, чтобы стать воином! – после удоган подошёл к До’Эйве, который сгорал от стыда, – Плохо, воин! Очень плохо! – начал он, быстро перейдя на цитаты кодекса, – Суть воина не в ярости, но в бесстрашии! Бесстрашие не есть отсутствие разума, ибо разум необходим воину в бою. И разум воина должен быть холоден. Суть воина не в гневе, ибо гнев затемняет разум. Суть воина в истинной силе, что сокрыта в нём!
До’Эйве знал кодекс наизусть. Но эти слова отныне навсегда отложились в его голове. Все последующие дни по дороге в Долину он повторял их снова и снова, если начинал вновь испытывать душевные смятения…
6
Демоны больше не встречались.
На двадцатый день пути туман резко рассеялся. И взору открылся удивительный
