осторожность спасает. Когда отбираю шайбу у соперника, чувствую, что меня чересчур сильно прижимают к борту, и успеваю увернуться, оставаясь целым и невредимым.
Мы пропускаем одну, потому что Коваль задержал соперника, его посадили на лавку на две минуты и мы остались в меньшинстве. Никто его не винит, но факт остается фактом.
Во втором периоде «Титан» начинает кусаться, у нас чуть не травмируют Серегу и постоянно цепляют всех кого можно. Нам не удается закатить, но и пропустить мы себе больше не позволяем.
Третий период самый сложный. Нужно рвать победу зубами, но на каждый укус соперник пытается нанести увечья еще сильнее.
Я попадаю в замес, атакую, но меня цепляют клюшкой, встаю, слышу свисток судьи, жду вердикт для соперника и пытаюсь отдышаться.
– Что, Тимурик, совсем в крысу превратился, да? – слышу сбоку и стараюсь держаться. Поворачиваю голову – Мишаня. Не смог физически задушить, морально решил?
Я не успеваю ответить, матч продолжается, мы в большинстве, и это дает нам преимущество почти сразу же. С моей передачи Сава закатывает шайбу в ворота, трибуны радостно взрываются, и когда я начинаю еще одну атаку, меня снова сбивают с ног.
– Да ты, сука, издеваешься, что ли! – Меня взрывает, когда я снова вижу Мишу. – Магнитом тебя ко мне тянет?
Он не отвечает ничего, но срывает перчатки и толкает меня в грудь, оскаливаясь.
Замес начинается сразу же. С «Титаном» мы в контрах, как ни с какой другой командой, поэтому об игре все забывают и летят к нам. Я даже не контролирую себя, когда срываю шлем и вижу еще двоих таких же, а потом морщусь от резкого удара по лицу и трясу головой, чтобы прийти в себя.
Нас разнимают, удаляют всех кого можно, трибуны гудят то ли от ужаса, то ли от фееричного шоу. На лице Палыча читается ненависть, пока, правда, непонятно, к какой из команд, а я ухожу на лавку. Дисквалификация две минуты. До конца матча полторы, и на лед я сегодня уже не выйду.
Когда выдыхаю, в голову сразу летит мысль: вот сейчас я надеюсь, что Александры на матче не было… Не хотел бы я, чтобы она видела, как мне прилетело по роже.
Досматриваю матч со скамейки, как ко мне подлетает Машка – наша медсестра.
– У тебя кровь! – говорит она мне, и я тянусь пальцами к лицу, проверяя. Да, реально кровь… Быстро обрабатывает сечку, клеит пластырь и прикладывает лед, чтобы не опухло слишком сильно. Я отмахиваюсь, но она не слушает меня, делает все что нужно, и я даже почти искренне говорю ей спасибо.
Мы выигрываем, конечно, но эмоции от игры двоякие. Как и у Палыча. Он не то чтобы орет на нас… Просто сжирает взглядом. Не должны были на драку отвечать, не должны были допустить массовости и удалений. Знаем, косячим, бывает у всех.
Но в конечном счете все остаются довольны, потому что победа у нас в кармане, а значит, никакие удаления и травмы не омрачат этот день.
Завтра у нас от тренировок выходной в честь сегодняшнего матча, и мне это как никогда на руку, потому что завтрашний день я должен провести в другом месте.
Очень хочется свалить домой после игры, но дел в ресторане слишком до хрена, поэтому я дольше обычного торчу под холодным душем, чтобы ожить, и еду работать дальше.
Сегодня тут весь персонал, сразу создается ощущение живости, не то что во все дни до этого, когда они были только с утра, а я в это время был на тренировках. Администратор уже вовсю командует всеми, кто попадется под руку, и даже мной, а официанты подрабатывают строителями или грузчиками и обустраивают в центре зала рабочее место для Стефано. Тот отзвонился, кстати, пока я ехал сюда, что-то пробубнил на итальянском, а потом забил в переводчик: «Я завтра буду к назначенному времени» – и включил голосовой перевод, чтобы я все понял.
Без Саши нам точно была бы крышка…
– А где Кирилл? – спрашиваю у администратора Марины, потому что его я пока среди всех этих людей не нашел.
– Был в кабинете. Позвать?
– Нет, я сам схожу, спасибо, – киваю ей и иду в кабинет, чуть нахмурившись. Не похоже на Кирилла, чтобы он все веселье отсиживался в кабинете. Он обычно в центре мира всегда, самый шумный и заводной, что вдруг стряслось?
И, по ходу, реально стряслось, потому что сидит он за столом уж слишком задумчивый и отстраненный. Настолько, что даже не замечает меня, когда вхожу в кабинет.
– Кирас, очнись, Земля вызывает, – щелкаю у него перед лицом пальцами, пытаясь оживить.
– О, приехал. – Снова слишком странный тон. Да что происходит?
– Кто-то умер? – спрашиваю сразу. Отрицательно качает головой. – У нас что-то в последний момент рухнуло? – Тоже нет. – Кто-то отказался работать завтра? – Нет. – А что, черт возьми, случилось, что ты сидишь тут как на поминках?
– Я увольняюсь, – говорит он, и от неожиданности я падаю на стул, больно ударившись спиной о край стола.
– Ты – что?!
– Увольняюсь, говорю. Через три дня меня тут уже не будет.
– Это шутка? Не смешно, какого черта?
– Я не шучу, – он качает головой, а мне хочется ее оторвать и выкинуть в окно, а потом выйти и пинать ее ногами, как мяч. В каком смысле он увольняется? Что это за новости? Кто, блядь, сообщает их за три дня до того, как хочет уйти? Мы дружили, общались, он был моей правой рукой все время, а теперь так просто: ухожу через три дня. А что не прямо сейчас?
– Какого хера? – спрашиваю, потому что не понимаю, какие слова еще могу подобрать. Это как будто шутка какая-то. Кто-то прикалывается.
– Я девушку встретил, влюбился, – выдыхает он и растягивает губы в тупой улыбке. Он влюбился.
– А увольняться на хера? Люби на здоровье, хоть на этом столе, я разве когда-то против был?
– Ты не понимаешь, – он хмурится и снова замолкает. Совсем сломался.
– Да, я не понимаю, потому что нормально ты объяснить не можешь!
– Мы с ней познакомились, когда мы с тобой в этот город переехали, – начинает он, и я сжимаю пальцами переносицу, пытаясь морально подготовиться к этому душещипательному рассказу о любви. – Она тут живет, но учится в другом городе. Учебный год начинается, она в Питер уезжает, я за ней. Не могу ее оставить.
– А меня можешь?!
– Ты мой друг. А ее я люблю, – пожимает плечами. Да что ты жмешь ими? Легче от этого мне не становится.
