и вовсе не поверят, скажут, неинтересно читать про психа.
Мобильные телефоны чего стоят, которые и звонят, и фотографируют, и видео снимают. Почта и все-все-все вплоть до документов — там, в телефоне. Им и расплачиваться можно. Приложил его к специальному аппарату — заплатил. А входить в него можно будет по отпечатку пальца.
И такое прекрасное будущее оборвется. Нельзя этого допустить!
Когда добрались в центр, первым делом Каналья привез бабушку на рынок, выгрузил инжир, и дальше по точкам поехали мы вдвоем.
— А если остановят? — спросил я Каналью.
— Я буду очень осторожен.
— Ну блин, зачем рисковать? — возмутился я. — Лишние деньги есть? Паркуйся здесь, а дальше — ножками и на автобусах.
— Твоя правда.
Он остановился под огромным тополем, вытащил сумки с кофе и крикнул:
— Вон трамвай! Побежали!
Людей внутри было немного, в основном женщины. Молодая толстушка, сидящая у двери, увидев Каналью, аж живот втянула и выпятила грудь, придвинулась к поручню, показывая, что возле нее есть место. Каналья уселся, не замечая ее. Сумки поставил между ног. Дама втянула воздух и спросила:
— Молодой человек, это у вас так кофе пахнет?
— Да, — улыбнулся он, открыл сумку, — вот, бракованная партия крутого кофе. Пачки продырявились. Так по пятнадцать продаем, а брак по себестоимости, по десять тысяч.
Услышав сумму, старушка, сидящая рядом, перекрестилась и посмотрела на сумки так, словно там дверь в ад. Каналья продолжал, доставая пачку:
— Бразильский, но фасуют наши. Вижу ценителя. Вот, попробуйте.
— Я по аромату поняла, что кофе отменный. Но у меня нет столько денег. Может, вы, — она сглотнула слюну так, словно ее мучила жажда, — оставите номер телефона? Я позвоню, закажу… Меня Еленой зовут.
— Да уже сегодня все продадим, — улыбнулся Каналья. — Больше такого кофе ни у кого нет. Югославы у нас берут! — использовал он мой рассказ про клиентов-иностранцев.
На лице толстушки обозначилось разочарование.
— Зато у нас есть деньги! — воскликнула девушка лет двадцати пяти, сидевшая с подругой.
Скинувшись, они купили пачку. Еще одну забрал мужчина в пиджаке, стареньком, но еще бодром.
И толстуха, и девушки-подруги буквально пожирали Каналью взглядами. Вспомнилась грудастая продавщица с обручальным кольцом, и я посмотрел на Алексея другими глазами. До этого момента я воспринимал его как чудаковатого бывшего алкоголика, всклокоченностью напоминавшего домовенка Кузю, теперь же понял: тот Каналья ушел навсегда, его место занял этот мужчина средних лет, гладко выбритый, с правильными чертами лица и удлиненными вьющимися волосами, уложенными гелем; в белоснежной рубашке и брюках со стрелками. В начищенных до блеска туфлях.
В сравнении с одутловатыми красномордыми ровесниками, Каналья так прям красавец!
Через две остановки мы вышли, Каналья протянул мне деньги, я вернул ему три тысячи, объяснив свою щедрость:
— Ты заработал! Кстати, видел, как на тебя тетки таращатся, слюни до пола пускают?
Он мотнул головой.
— На меня? Ты шутишь?
— А ты слепой? — воскликнул я. — Обрати внимание.
И он обратил, очень удивившись и воспрянув духом. И мы продали почти весь брак в основном теткам, Алексей заработал двенадцать тысяч. Потом мы пробежались по точкам, еще двадцать пачек продали, уже не брака.
К бабушке вернулись в полвторого. Она стояла, ссутулившись, с несчастным видом. Люди проходили мимо и даже не смотрели на ее товар, а она раздраженно бурчала им вослед:
— Спелый инжир. Инжир! — Но тон у нее был как у гопника, типа, ты с какого района, а ну иди сюда, готовь бабло!
— Стой, — скомандовал я, окончательно переходя на ты со своим вероятным отчимом. — У бабушки дела плохи, надо ей помочь.
— Как?
— Стой тут и смотри, а потом, когда я начну типа покупать, делай, как я, делай, как я, — пропел я последние слова.
— Кажется, понял, — ухмыльнулся он.
Я подошел к бабушкиному прилавку и воскликнул, будто мы незнакомы:
— Ух ты, спелый инжир! — Я повернулся к Каналье, сделал приглашающий жест. — Па, иди сюда! Это же он! Мы его так долго искали. — Обратился к бабушке: — Дорого, наверное…
— Четыреста, — буркнула она, подыгрывая мне.
— Что? Па, четыреста — почти даром, дешевле грибов! Можно попробовать?
Не дожидаясь разрешения, я разломил плод, половину съел, вторую отдал Каналье.
— Обалдеть вкуснотища! Сколько берем?
— Два килограмма, — ответил Каналья и полез в барсетку за деньгами.
Краем глаза я наблюдал, как вокруг нас скапливаются люди.
Бабушка сообразила, что дело пошло, четвертовала самый мятый и протянула заинтересовавшейся женщине.
— Попробуйте! Он не порченый, просто переспел.
Дело пошло, образовалась очередь из трех человек, мы отошли в сторону и затаились, а когда покупатели разошлись, сделали второй заход. Три захода — и товар закончился, причем теперь бабушка продавала его не по четыреста, а по пятьсот рублей. Закончив, довольная, она отправилась в машину, приговаривая:
— Ну ты, Павел, и жук!
Каналья посмотрел на меня с гордостью, словно я и правда был его сыном.
* * *
К бабушке мы приехали в начале пятого, все довольные заработком. По пути Алексей купил колеса и мотор для мопеда, так что и встречающий нас Юрка просиял. Теперь точно из-за книг не вылезет. Я забрал свой мопед и покатил его со двора. Каналья шел вместе со мной, вид у него был сосредоточенный, словно он в уме решал сложную задачку. Неужели хочет что-то спросить про маму?
— Павел, — проговорил он напряженным голосом — я остановился.
— У меня появилась идея, — продолжил он. — Твой дед… Он мог бы поискать в Москве определенные детали иномарок? За деньги, конечно. Здесь иномарки никто ремонтировать не берется, и с запчастями просто беда. А так я взялся бы, а ему, ну, процентов сорок от стоимости детали пусть будет. Нормально же?
— Крутая идея! — поддержал его я. — Поговорю с ним вечером.
А все-таки как было бы круто, если бы Каналья стал моим отчимом! Мы с полуслова друг друга понимаем! О том, какие дела можно наворотить вместе, я думал всю дорогу на рынок. Появление под одной крышей со мной человека, которому можно полностью доверять, решит проблему моего несовершеннолетия.
Теперь мне предстояло переселить сирот на освободившуюся дачу Тимофея. У Лидии жилье было, но почему-то казалось, что она с удовольствием переедет из своей общаги в отдельный дом и возьмет шефство над
