серьезный роман. Но в один прекрасный день Эмма ушла, бросив на прощанье: «С тобой весело развлекаться, но до отношений ты еще не дорос, Никки. Даже в приличный ресторан меня сводить не можешь!» – «Подожди немного…» – пытался оправдаться Осадчий, но Эмма и слушать не стала.
В тот же день у Никиты был похожий разговор с Игорем.
– Да я заколебался ждать! Какого черта мы вообще сюда переехали?! – орал младший брат со всей своей подростковой яростью. – Ненавижу твою Америку!
– Не нравится? Так вали назад! – не выдержал Никита.
– Ну и свалю!
– И кто тебя там ждет? На могилки, что ли, пойдешь?
– Не твое дело! Только денег на билет дай, сука!
– Ага, разбежался. Тебе надо – ты и заработай. Выгуливай соседских собак, коси лужайки, разноси газеты, делай что хочешь!.. Как только накопишь – сядешь на первый самолет.
– А вот и накоплю!
Те долгие месяцы стали переломными для них обоих. Братья постепенно перестали чувствовать себя изгоями-эмигрантами, обросли связями, даже купили доски для серфинга и абонементы на бейсбольные матчи San Francisco Giants. Игорь шаг за шагом превращался в прежнего себя – душу компании, которого наперебой приглашали на дни рождения. Осадчий-старший получил постоянный контракт, а Осадчий-младший заработал первые деньги, подстригая газоны всему кварталу. Через год брат постучался в комнату Никиты с огромной жестяной банкой, полной монет и мелких купюр:
– Здесь ровно тысяча. Столько стоит билет.
– И я должен купить тебе его? Ок, сделаю, раз обещал.
– Нет, ты не понял. Это тебе. Я остаюсь.
В комнате повисла внезапная тишина.
– Почему? Ты же так хотел домой, – недоуменно, почти растерянно смотрел на гору десятицентовиков и мятых долларов Никита.
– Потому что ты мой брат. Прости, что я только сейчас это понял.
Никита крепко обнял Игоря и в тот момент почувствовал, что все будет хорошо.
* * *
– Игореша, задувай свечи! – Ольга Осадчая торжественно подвела сына к именинному торту, который испекла накануне. Большая цифра пять, выложенная шоколадом и малиной, утопала в белом сливочном креме.
– Становитесь ближе, фотографирую! Никита, Валера, давайте сюда, торт ждать не будет, – улыбнулся Андрей Осадчий, и сеточка озорных морщинок показалась в уголках синих глаз.
– Уже идем. – Двое закадычных друзей ввалились в комнату, полную детей. – Ну-ка, именинник, залезай на плечи!
– Подождите, у нас важное дело! – перебила Ольга с притворной суровостью. – Сынок, загадывай желание.
Игорь, чувствуя важность момента, набрал полные щеки воздуха, изо всех сил сжал маленькие кулачки и торжественно задул пять свечей. Никита тут же схватил его под мышки и подбросил в воздух. Отец успел поймать этот момент на фотографии: довольно хохочущий Никита и пищащий от неожиданности Игорь с по-хулигански разметавшимися волосами.
Еще несколько щелчков фотоаппарата, и все начали усаживаться за стол. Только Игорь, не в силах сдержать эмоций от подарка – радиоуправляемого вертолета, – носился по комнате кругами.
– Мммммм, торт просто вкуснятина… – двухметровый Андрей Осадчий притянул к себе жену и легко поцеловал в губы, та смущенно покраснела.
– Ой, опять эти телячьи нежности, – вздохнул Никита, наигранно высунул язык и скривился, словно его тошнит.
– Что еще за полиция нравов? – закатил глаза Андрей Осадчий. – Лучше помоги брату разобраться с вертолетом.
– Ладно-ладно, я понял. Мелкий, неси сюда игрушку.
– Тетя Оля, а можно добавку? – промычал Валера, измазанный до ушей сливками и шоколадом.
– Ты ж еще не доел, – ткнул друга Никита.
– Он у нас мальчик запасливый, – в голосе Михаила Игнатьева послышалась шутливая гордость.
– Поднимите руки, кому еще торта. Миша, ты… – Внезапный звон стекла прервал Ольгу.
Игрушечный вертолет со всего размаху ударился в сервант с хрустальными бокалами. Посуда полетела вниз, а вместе с ней и фотография в деревянной рамке.
– Ой, бля, – тихонько сказал Никита.
– Мам, я нечаянно… – Игорек растерянно смотрел на осколки.
– Ничего страшного, это же просто посуда. Я сейчас уберу.
– Я помогу. – Никита присел на корточки, собирая кусочки стекла. – Рамку надо будет поменять. Хорошая же фотка.
Со снимка, сделанного на крыльце роддома, растроганно смотрели мама и папа Осадчие, а старший сын с гордостью и волнением держал сверток, перевязанный голубой ленточкой. Увы, фотография в светлой рамке не выдержала падения с высоты. По стеклу расползлась огромная трещина, разделившая снимок пополам. Никита аккуратно достал его и как ни в чем не бывало выбросил осколки в ведро.
…Поздним августовским вечером, не в силах заснуть, Игорь забрался по лесенке на верхний ярус кровати к брату.
– Что, устал сегодня? – спросил Никита, взъерошив волосы мелкому.
– Немножко… А круто мы в полку врезались, да? И мама даже не ругалась.
– Круто, круто.
– А видел, как я свечи задул? С первого раза!
– Клево! Что хоть загадал?
– Низя говорить. А то не сбудется.
Игорь немного подумал, а потом все же сказал:
– Я загадал, чтобы я, ты, мама и папа всегда были вместе.
* * *
Тишину кладбища нарушал звук начищенных кожаных ботинок, скрипящих по снегу. Никита не сразу нашел нужное место. Полчаса он в растерянности бродил среди старых оград, пока не увидел знакомое надгробие. Иней блестел на черном мраморе в лучах зимнего солнца.
– Здравствуй, папа. Здравствуй, мама. Простите, что так долго не приходил…
Осадчий бережно положил на плиту букет бордовых роз. Снежинки медленно опустились на хрупкие лепестки, словно драгоценные камни на бархат. Рукой в черной перчатке Никита провел по памятнику, и лица родителей проступили из-под слоя инея. «Любимые Андрей и Ольга, наша боль не закончится никогда», – сверкнула серебряная надпись под портретами.
– У меня все хорошо. Игорь уже совсем взрослый, университет оканчивает, и не какой-нибудь, а Беркли. Жаль, вы этого не увидели. А я… говорят, воплотил американскую мечту, – горько улыбнулся Никита. – Заработал столько денег, что хватит и мне, и Игорю на несколько жизней. Наверное, вы бы мной гордились…
Лица родителей, казалось, смотрели на него с грустью.
– Я помню, мам, ты хотела много внуков, но тут у Игоря больше шансов вас порадовать. Мою холостяцкую жизнь вы бы вряд ли одобрили… Обещаю, как только у меня появится кто-то важный – я расскажу.
В этот момент в ветках сосны, склонившейся над памятником, раздался треск, и комок снега прямо с верхушки соскользнул Никите за шиворот.
– Ч-черт! – вырвалось у Осадчего. – Это вы в меня снежками кидаетесь? Я что-то не так сказал?
Но ответа Никита, конечно же, не услышал.
Еще некоторое время он сидел и смотрел, как медленно замерзают розы, покрываясь прозрачной ледяной корочкой. Плавно спускались сумерки.
– Я, наверное, пойду, – неуверенно произнес Никита.
Повернувшись и сделав пару шагов, он вдруг остановился, поняв, что самого главного так