историю. Возможно, он меня еще сильно удивит.
Лола Мартен. Ничего не изменилось. Не хочет, чтобы я писал о ней. Что ж, не к спеху.
34
Прежде чем лечь спать, я написал Мари: «Ты по-прежнему хочешь быть в одиночестве?» Написал, но не отправил. Сейчас мне не хочется говорить о ней. И не хочется, чтобы она появлялась в романе.
35
Солнце поднялось над третьим днем моего романа. Я сварил кофе и включил компьютер. Не буду отвечать на письма, посторонние дела только помешают осуществить мой замысел. Семья Мартен стала моей религией. Я теперь ее ярый приверженец, почти нетерпимый ко всему прочему в мире. Когда пишешь, нельзя ни на что отвлекаться. Мне так случалось терять целые фразы. А ведь столько соблазнов; в голове часто рождаются всякие дополнительные интриги, которые побуждают тебя изменить сюжету.
Собрав воедино все, что мне стало известно, я начал писать. Облик моих персонажей постепенно вырисовывался. В какой-то момент я все же задумался: так ли уж они увлекают меня? Может, я просто заставляю себя испытывать интерес к этим людям, чтобы не отступать от первоначального замысла? Сознательно отказываюсь смотреть в глаза банальности и приукрашиваю действительность? Раньше мне казалось, что я открыл нечто увлекательное, но теперь я в этом сомневался. По правде говоря, со мной так бывает каждый раз. Разочаровываюсь в том, чем восхищался накануне, но на основе этого разочаровывающего сюжета все же строю книгу. Облегчающей жизнь уверенности в себе я не испытывал никогда.
Я предавался этим циклотимическим размышлениям, когда вдруг раздался звонок домофона. Обычно я не реагирую. Начав писать, я умираю для внешнего мира[12]. Но интуиция подсказывала, что звонок как-то связан с моим замыслом. И правда: это была Мадлен. Я торопливо оделся и спустился вниз. Мадлен знала, где я живу (я показал ей свой дом еще при первой встрече). Ей не пришло в голову спросить у дочери мой телефон, но она хотела срочно со мной поговорить. Почему срочно? Я было собрался предложить ей подняться ко мне выпить кофе, но представил себе квартиру и царящий там жуткий беспорядок. Если она это увидит, то может, пожалуй, передумать общаться со мной. Лично я не открылся бы человеку, который несколько дней копит в мойке грязные тарелки. Конечно, я писатель: это оправдывает и причудливые повороты судьбы, и любые слабости. Я всегда могу сказать, что когда пишу, абсолютно не способен заниматься никакими практическими делами.
В результате мы отправились в кафе в конце улицы. В этот поздний утренний час там никого не было. Мадлен проснулась с ощущением, что должна немедленно со мной поговорить, но сейчас она не торопилась. На ее лице читалось умиротворение, она даже как будто помолодела. Что-то в жизни женщины вышло за рамки обыденности и ввергло ее в состояние необычайного возбуждения. Как давно существование Мадлен не выбивалось из привычной колеи? Я чувствовал: она счастлива, потому что в ее жизни появилось нечто неизведанное.
Пора было узнать, почему она так срочно хотела встретиться. Бóльшую часть ночи она вспоминала о нашем разговоре – разумеется, о наших словах, но в особенности о лице Ива. Ее ошеломило то, что можно вот так запросто вернуться из прошлого. Да еще абсолютно внезапно. Стоит всего-навсего набрать в телефоне имя – и появится твоя далекая любовь. Я понимал ее растерянность. И объяснил: к счастью, у него есть профиль на «Фейсбуке»; чаще всего искать бывает гораздо сложнее. Однако, просматривая страницу Ива Грембера, я заметил, что она не обновлялась уже больше двух лет. Я ведь сразу попросился к нему в друзья, но ответа не получил. Но я не решился высказать вслух предположение, что Ива, может быть, уже нет в живых. Да, вот так оно и происходит. Человек умирает, а его страничка остается. У меня и у самого некоторые друзья умерли; очень тяжело получать напоминания об их днях рождения. Одна из жестокостей современной жизни – необходимость удалять профиль или номер телефона человека, которого уже нет в живых.
Почему я сразу подумал о самом страшном, о наихудшем варианте? Передо мной сидела женщина, преисполненная надежды; она повторила то, что сказала накануне: «Я хочу увидеть Ива. Не знаю, сколько еще мне остается жить, но я не могу уйти, пока в последний раз не увижу его. Не увижу и не обниму. И я обязательно должна спросить, почему он тогда уехал. Спросить, думал ли он обо мне все эти годы. Хочу увидеть его хотя бы на минуту…» Она произнесла эти слова так, словно выучила их наизусть. Он живет в Лос-Анджелесе, значит она полетит туда, и чем скорее, тем лучше. Она твердо решила. Неуверенной, подыскивающей слова женщины больше не существовало. Я уже представлял себе, как она отправляется в это безумное путешествие. А почему она пришла ко мне? И она без раздумий ответила: «Так это же вы во всем виноваты, и потому я хочу, чтобы вы полетели со мной».
36
На улице я обратился к незнакомой женщине, а через два дня она захотела лететь со мной на другой конец света, чтобы встретиться с тем, кого любила в молодости. Невозможно представить себе лучшую завязку – кроме разве что таинственного преступления, обременявшего ее совесть десятки лет. Мне предстояло быть первым свидетелем их встречи – какая радость! Я уже подыскивал слова, чтобы описать их лица. Одна эта сцена придавала будущей книге смысл.
Но что из всего этого получится, было пока непонятно. Ведь Ив не ответил. Если он не отзовется на мою фейсбучную просьбу, я все-таки напишу ему. Однако прочтет ли он мое послание? Честно говоря, я не большой знаток современных технологий. Никогда ими не увлекался, держался в стороне от социальных сетей, боясь терять там слишком много времени. Для таких, как я, жадных до всяческих знаний, интернет-сообщество опасно, как бездонная пропасть. Мне вполне хватало аккаунта на «Фейсбуке», тем более что многие изменили ему с «Инстаграмом». Я попробовал искать Ива Грембера в «Гугле», но ничего не нашел. Удивительно, что кто-то ухитряется проскочить сквозь ячейки виртуальной сети. Обычно то или иное имя хоть где-то да появляется. Имя Ива Грембера тоже несколько раз фигурировало в «Гугле», но все эти люди жили не в тех местах.
Хоть я и не знал, что выйдет из нашего плана, все равно следовало сообщить о нем Валери. Она, несомненно, будет против. Приходит время, когда дети становятся родителями для собственных родителей и указывают им, что приемлемо, а что нет. Но
