— Приплыли, твою же ж…
Следующие по причалу немцы (не иначе как хозяин корабля и его личная охрана) между тем начали подниматься по сходням на борт. Они уже заметили нас и слегка напряглись — но постарались не подать вида. Ведь заранее разглядеть трупы членов экипажа за бортом новоприбышие никак не могли! Но вот, первая пара телохранителей купца и сам торговец начали подъем на когг — и секунду спустя замерли на месте, ошарашенно разглядывая залитую кровью палубу и трупы убитых мной матросов и стрелков.
— Was ist passiert?!
— Sie haben uns angegriffen, angegriffen!
Купец ошарашенно закричал одновременно с матросами, коим хватило ума не ввязываться в драку, что и сохранило им жизнь. Они опасливо молчали до самого конца — видимо, боялись упустить свой шанс на спасение в случае, если бы предупрежденный начальник и его воины решились бы просто удрать! А теперь вот визжат со страхом и одновременно надеждой в голосе — наверняка обвиняя нас с Микулой во всех грехах, тут и язык понимать не нужно. Но гораздо хуже то, что воины, замершие было на несколько мгновений, тут же буквально взлетели по трапу, и полуокружили меня и северянина, цепко держа в руках секиры и меряя нас напряженными, злыми взглядами.
Одна команда «торгового гостя» — и кинутся вперед… Четверо свежих бойцов, явно не новичков в схватках — против раненого меня и едва вооруженного северянина. Справимся ли? Может быть и сдюжим — но потеряем еще сколько-то драгоценного времени. А ведь мою схватку с членами экипажа видели на соседних судах, не могли не видеть! И сейчас сюда наверняка уже направляется портовая стража…
— Мы не желали причинить тебе обиды, купец. Вот плата за причиненное неудобство — и знай: твои люди первыми напали на моего друга.
Понимая, что терять нечего, я решил рискнуть — уповая на то, что торговец, ведущий дела вблизи новгородских владений, наверняка бывает и в купеческой столице древней Руси. А значит, может владеть и языком — если конечно, функцию единственного переводчика не выполнял убитый мной толмач… Кивком головы указав на его тело и рассыпанные под ним, а также на палубе денарии, я с напряжением посмотрел прямо в глаза купца — и к вящей радости тот ответил мне, причем на очень чистом русском, без акцента (хоть и очень гневно):
— Что здесь случилось?!
Я было открыл рот, чтобы начать говорить, но тут за моей спиной раздался зычный голос Микулы:
— Вчера вечером я искал корабль, отплывающий в земли свеев. На большинстве судов никто не понял моей просьбы — но на твоей ладье мне ответили на моем языке и предложили довезти нас с побратимом до Уппсалы. Пригласили подняться, заключить соглашение и внести залог за двух человек. Но, когда я вступил на корабль и показал кошель с деньгами, меня ударили чем-то очень тяжелым по голове. Ударили сзади… Твои люди были татями, купец. Они напали на меня исподтишка, со спины, хотя я был готов честно заплатить. Они обворовали меня, забрав серебро, меч и кинжал. Они заковали меня в цепи — и, если бы не побратим, я и не знаю, что меня ожидало бы в дальнейшем… Забрав их жизни, мы были в своем праве.
Я с интересом, сочувствием и одновременно сожалением выслушал рассказ друга. Да, его доброта и честность в этот раз сослужили дурную службу северянину — способный одолеть в настоящей схватке хоть десяток ворогов, он стал жертвой вероломства. Причем вероломства именного разбойного, подлого — и, слава Богу, что хоть в живых оставили! Не иначе, решили позже продать, как раба.
Как говорится в поговорке, жадность фраера сгубила...
Купец же, дослушав короткий и содержательный рассказ Микулы, резко обратился к матросам, рыкнув на них так, что даже мне стало не по себе. Последние, после короткой паузы, наперебой затараторили что-то извиняющееся… Выслушав их с лицом, более подобающим разъяренному морскому разбойнику, нежели честному дельцу, торговый гость отдал короткое распоряжение — и члены экипажа буквально бегом рванули к телу убитого мной толмача. Нехило он их выдрессировал!
Легкое, неосторожное движение тут же отозвалось резкой болью в плече, заставившей меня прищурить глаза и тихо застонать. Н-да... Я хоть и стараюсь не обращать внимания на ранение — но если волнение при появлении владельца когга чуть притупило боль и жжение, но теперь они словно мстят мне за короткую передышку! Пока еще держусь на ногах, сохраняя ясный рассудок — но надолго ли меня хватит?!
Между тем матросы уже подняли тело переводчика — и лицо торгового гостя, как именуют также купцов на Руси, чуть просветлело. Разглядев россыпь серебра на окровавленных досках и все еще тугой мешочек-кошель на палубе, он важно кивнул, после чего ответил:
— Этот поганый кусок дерьма Гуго вместе со своими племянниками был той еще головной болью. Но нанять кого-то более добропорядочного, мне не хватило монет — вложил все в товар… Что же, я должен извиниться перед вами за разбойное нападение этого выродка, и вдвойне за то, что ему удалось разложить команду за моей спиной! Вашего серебра с лихвой хватит на наем новых людей и даже стрелков — кроме того, мы действительно направляемся в земли свеев. Если вы готовы отправиться в плавание на моем когге — что же, я буду рад гостям на своем корабле! И да, меч, серебро и прочие вещи, отобранные Гуго, мы обязательно вернем… Меня зовут Бруно, Бруно из Любека, и я честный купец.
— Микула.
— Георгий… Мы принимаем ваше приглашение, уважаемый… И небольшая просьба лично от меня — отправьте, пожалуйста, за лекарем!
Напряжение вновь отпустило меня — а вместе с ним пропал и стержень, державший до того на ногах. И озвучив свою просьбу, старательно держа голос так, чтобы не дрогнул, я начал медленно клониться вперед, к доскам палубы. В какой-то момент это движение стало вдруг очень стремительным — но прежде, чем я бы врезался лицом в обструганное дерево, чья-то крепкая рука ухватила меня за плащ, удержав от падения.
— Спасибо, Микула…
В следующий миг мир вокруг окончательно погас.
...Гаюк остановил взмыленного, белоснежного арабского скакуна на самой вершине высокого, не иначе как насыпного холма, бывшего чьим-то погребальным курганом. Он единственный возвышается над плоскостью отцветшей степи на многие версты вокруг, позволяя обозреть долину широкой, полноводной реки, разделившей бывшие кипчакские кочевья и земли зихов. Последние называют реку Кобан, что означает "поток"...
Вдали же, в сиренево-серой дымке у самого горизонта темнику виднеется ровная цепочка кажущихся отсюда не столь и высоких гор... И на равнине, и в горах разбросано множество селений зихов — но горцы не имеют мощных крепостей (за исключением построенной ещё греками Матархи). А потому они станут лёгкой добычей храбрых нукеров старшего сына Угэдэя, великого кагана монголов!
Гаюк самодовольно улыбнулся: что же, этот полноводный "поток" не остановит его воинов! Особенно, если переправу наводят орусуты-бродники — не зря он настоял, чтобы полторы тысячи мужей их присоединились к его тумену, ой, не зря!
...Четыре чингизида покинули землю булар десять седьмиц назад, как только стаял снег и почва немного просохла, чтобы удержать копыта лёгких степняцких лошадок. Каждый из царевичец повел на юг собственную "тьму". Монголы, тюрки, хорезмийцы, сами булары — и кипчаки, прежде всего из враждующих с восточными ордами токсобичей, — они широко растеклись по донской степи, изгоном обрушившись на рискнувшие остаться в здешних местах половецкие кочевья...
