— Она убежала в джунгли, как я и предсказывал. — Ричард намеренно выбрал слово «предсказывал». — Насколько нам известно, пока что она не проявлялась.
Лэддингтон прошел по турецкому ковру, сотканному в девятнадцатом веке, остановился и погладил голову бенгальского тигра, который навсегда застыл, приготовившись к прыжку.
— Она всегда будет нашей проблемой, Ричард. Для этого она и была создана.
Ричард прекрасно знал не только кто эта женщина, но и то, что в ближайшем будущем она никуда не пойдет. Благодаря его идеально продуманному плану они получили передышку. Неужели Лэддингтон не может поблагодарить за это?
— Я хочу сказать одно: мы напугали ее настолько, что она предпочтет остаться в тени. Она уже не захочет разыскивать ни нас, ни табличку.
Лэддингтон вернулся к каминной полке за коньяком и сделал маленький глоток.
— В ближайшее время, видимо, не захочет. — Он с наслаждением смаковал бархатную влагу. — Но будь начеку, Ричард. Представь, что ты ювелир, который, не отводя глаз, смотрит через лупу на драгоценный камень. Ты должен следить за каждым ее шагом, каждым движением, каждым вздохом. Она — наша ахиллесова пята, Ричард. Коттен Стоун — наша Немезида.
Шаман
Сначала Коттен услышала гулкие шаги, почувствовала, что руки болтаются в воздухе, а кровь прилила к голове. С трудом открыла глаза.
Ей стоило больших усилий сосредоточиться.
Пятки. Она смотрела снизу вверх на загрубевшие босые пятки старика, бредущие по тропинке через джунгли. Ее несли, и костлявое плечо впивалось в живот. Она висела вниз головой, подбородок ударялся о вспотевшую кожу.
Спутанные, беспорядочные мысли носились в голове, но ничего определенного. Она застонала.
В ушах загудело, потом гудение превратилось в звон, и она поняла, что теряет сознание.
Дым.
В носу щипало от дыма. Коттен отвернулась.
Послышалось пение.
Пели ритмично, низким голосом. Что это за язык?
Одни и те же слова повторялись вновь и вновь, а потом резкий запах дыма снова достиг ее ноздрей.
Коттен повернулась набок и застонала.
Что-то влажное — видимо, кусочек мокрой ткани — омочило ее губы. Питье. Язык прилип к нёбу, а в горле пересохло так, что оно пылало.
Еще немного влаги из той же ткани просочилось сквозь губы.
Вода. Сладкая-сладкая вода.
Пение прекратилось, а запах дыма стал слабее.
Сознание начало проясняться. Наконец она заставила себя поднять веки.
Мужчина с черными глазами, выделявшимися на темно-оливковом морщинистом лице, смотрел на нее сверху вниз. Затем поднял бровь.
— Хорошее лекарство, — сказал он.
Коттен заморгала.
В поле зрения оказалось другое лицо, глаза уставились на нее из-за плеча мужчины. Это было лицо женщины, загрубевшее, с черными сверкающими глазами и волосами, крепко стянутыми у затылка.
Кто они такие? Зачем принесли ее? Коттен ничего не понимала. Неужели они прочесывали их лагерь? Она отпрянула, когда мужчина придвинулся к ней.
— Хорошее лекарство, — повторил он и что-то сказал женщине.
Та кивнула и с улыбкой сказала что-то на непонятном языке — Коттен показалось, что это язык кечуа. В интонациях не было ничего угрожающего. Может быть, они и не хотели сделать ей ничего плохого.
Мужчина тоже улыбнулся. У него были идеальные белые зубы.
— Ах, — сказала женщина и скрылась из виду.
У Коттен болела голова, особенно с правой стороны, прямо над глазом. Она осторожно дотронулась до этого места кончиками пальцев. Там была какая-то повязка, плотная и липкая.
— Хорошее лекарство, — повторил мужчина.
Снова появилась женщина и поднесла к ее губам маленький кувшин.
— Пей, — сказал старый индеец.
Она пригубила жидкость, а женщина улыбнулась и что-то сказала, явно чтобы ободрить Коттен и уговорить ее попить еще.
Коттен поняла, что это не вода. Жидкость имела фруктовый привкус, кислый, но вовсе не неприятный. Она сделала глоток и почувствовала, как смягчается горло. Немного жидкости вытекло изо рта на шею.
Что-то быстро говоря, женщина села поудобнее и приподняла голову Коттен.
Та сделала большой глоток, и женщина снова опустила ее голову на циновку.
— Спасибо, — сказала Коттен.
Сухость во рту наконец прошла. Она огляделась и увидела, что лежит в хижине из тростника и досок. Над головой висели прикрепленные к балке — она не знала, как это назвать, — украшения. Набор красивых разноцветных перьев — красных, желтых, зеленых, бирюзовых; свежие и высушенные растения; веревки.
Мужчина заметил ее интерес, встал и снял один из предметов, чтобы дать ей посмотреть. Нечто вроде стеблей злаков, у основания перевязанных грубым шнуром. Он погладил предмет большим пальцем и развернул, чтобы показать содержимое.
Она почти сразу поняла, что перед ней. Внутри была нанизанная на нитку длинная полая белая кость.
— Кондор, — сказал мужчина, отодвигаясь.
Он подошел к маленькой ямке, вырытой в земляном полу. Из ямки поднималась кольцами тонкая струйка дыма и уходила сквозь тростниковую крышу.
Мужчина сел на корточки, опустил кость в яму и держал ее, пока та не занялась. Тогда он задул огонь, и кость стала тлеть и дымиться.
Он поводил костью у себя под носом и несколько раз вдохнул дым. Потом вернулся к Коттен и поводил костью перед ней, чтобы дым вдохнула и она. Помедлив, она так и сделала. Это был тот же запах, тот же дым, которым был полон воздух, когда она проснулась.
— Дым отгонит злых духов. Кондор унесет их прочь. — Мужчина взял ее руку и приложил к повязке на голове. — Они уйдут вместе с кондором.
Амулеты и талисманы, подумала Коттен. Вот что висит над головой. А он — знахарь, шаман, лечит ее раны.
Неожиданно она вспомнила, как бежала из лагеря к Риманчу и упала. Наверное, ударилась головой и потеряла сознание.
— Сколько я уже здесь?
Он протянул руку к палке, прислоненной к корзине, и поднес ее к глазам Коттен. На очищенной от коры палке было сделано три надреза.
— Три дня?
Шаман дотронулся до каждой отметины своим длинным коричневым узловатым пальцем. Он сверкнул белозубой улыбкой, явно довольный тем, что ведет счет дням.
— Риманчу, — сказал он. — Для тебя это место нехорошее. Они не разрешают никому там находиться.
— Кто?
Мужчина выпрямился, и лицо его стало суровым.
