Козловский!
И Козловский с радостью запел:
– Э-э-эх, да вдо-о-оль, по Пи-ите-ерска-а-ай. По Тверско-ой-Ямской, да ох да по Тверской-Ямской…
Его поддержали сначала Господин Эл, а затем и Вера Павловна. Пели складно, почти не фальшивя:
– По-о Тверской-Ямской, да с колоко-ольчи-ком! Э-э-эх!..
Андрей увидел впереди, за вуалью из снежинок, силуэт. Он этот силуэт, ни с каким другим не спутал бы. Это была она. Живая. Воскресшая. В беретике и зелёном пальто, которое купила за два дня до смерти. И она улыбалась, её глаза сияли радостью.
– Ну что же, друзья, – громко сказал Господин Эл, – апокалипсис дело утомительное, отложу, пожалуй, его ненадолго. А сейчас давайте-ка все вместе махнём в Тибет, а? Вот прямо сейчас, не думая?
Все дружно выкрикнули:
– Да-а!
Люцифер расправил крылья и взмыл вверх. Андрей, Аня, Вера Павловна и Козловский, будто невесомые, тоже поднялись в воздух. И полетели. Полетели над парком, над мигающим вечерними огнями городом. Они смеялись, размахивая руками как крыльями.
– В Тибет! – кричали они. – В Тибет!
Козловский запел красивую арию на итальянском языке. Среди круговерти снежинок материализовалась Жучка, и тоже полетела, звонко тявкая.
А снизу на них смотрел огромный таракан в чёрных очках и белом плаще.
Он махал им вслед лапами.
Здесь живет Обжорка
Агата налила себе крепкого чаю, сделала бутерброд с колбасой и уселась за компьютер.
Сегодня у нее был тяжелый день: в больнице, где она работала санитаркой, отключили горячую воду, и пришлось крутиться, как белка в колесе. Сейчас же, после душа, ей хотелось только одного: отыскать на сайте «Киношка» какой-нибудь смешной фильм, развалиться в кресле и забыть про чертову работу. Как показал опыт, комедии этому очень способствуют. Комедии – как единственная отдушина. Комедии – как панацея от тоски, даже если смотришь один и тот же фильм в сотый раз и заставляешь себя смеяться над пошлыми шутками Адама Сандлера и опостылевшими гримасами Джима Керри. Комедии… А что еще остается, когда в реальной жизни только одиночество и серость? Ей тридцать, она некрасива, у нее поганая работа. Единственный ухажер пять лет назад скрылся, украв все сбережения. Единственная подруга – погибла в автокатастрофе, когда ехала к ней, Агате, на день рождения. Иногда Агата чувствовала себя старой покрышкой на обочине дороги – никому не нужной, присыпанной пылью тоски. Каждый день беспросветная серость…
Хотя нет, были ведь еще комедии по вечерам!
Агата зашла в «закладки», и нажала на адрес сайта «Киношка».
– А это еще что? – удивилась она.
Вместо яркой страницы с рекламой фильмов загрузился… детский рисунок?
Внизу экрана тянулась коричневая линия, из которой торчали зеленые деревья, будто нарисованные ребенком. Наверху – улыбающееся желтое солнце и синие крендельки облаков. Справа был нарисован черный домик с одним окошком и печной трубой, а слева – человечек с руками-палочками, ногами-веточками, овальным туловищем и круглой головой.
Она рассмотрела рисунок и пожала плечами.
– Ну, и что все это значит?
Будто в ответ на ее вопрос, над домиком появилась стрелка и кособокая надпись:
«Здесь живет Обжорка».
Надпись исчезла и появилась новая:
«Хочешь, чтобы Обжорка вышел? Нажми на домик».
– Игра? – неуверенно предположила Агата.
Немного подумав и отхлебнув из кружки чаю, она навела стрелку на домик и нажала на кнопку мышки.
Заиграла тревожная органная музыка. На рисунке облака закрыли солнце. Из домика боком вышло странное создание, которое состояло из большой круглой головы с кривой черточкой улыбки, и точками глаз. На создании была высокая шляпа – цилиндр. Руки и ноги походили на сардельки. Появилась надпись:
«Это Обжорка».
– Я догадалась, – усмехнулась Агата.
«А это – ты».
Стрелка указала на человечка слева.
– Я? Серьезно? Могли бы и красивее нарисовать.
«Хочешь покормить Обжорку?»
– Ну, допустим.
«Нажми на человечка».
– Хм… ладно. Не оставлять же его голодным, – шутливо сказала Агата.
Она навела стрелку на человечка и нажала на кнопку.
Органная музыка стала громче. Обжорка боком, медленно переставляя ножки, двинулся в сторону человечка.
И тут Агата почувствовала холод, будто температура в комнате внезапно опустилась ниже ноля. Обжорка, продолжая улыбаться, приблизился к человечку.
– Что происходит? – испуганно прошептала Агата. Изо рта вырвалось облачко пара.
Переливы органной музыки, казалось, звучали не из колонок, а откуда-то сверху. Из нарисованной тучи выскочил синий зигзаг молнии.
Обжорка подошел к человечку. Его улыбающийся рот начал открываться, обнажая ряды треугольных зубов.
– Нет! – выдохнула Агата. Ее онемевший от холода палец начал щелкать по кнопке мышки.
Обжорка повернулся, накренился, вытянувшись на ножках-сардельках, и сомкнул пасть, проглотив человечка целиком.
А Агата провалилась в темноту, в которой продолжал играть орган.
– Смотри, еще одна, – услышала она мужской голос.
Темнота расползалась, превращаясь в серую дымку. Музыка звучала уже откуда-то издалека.
Женский голос:
– Хм, молодая.
Дымка стала маревом. Агата часто заморгала. Голова кружилась, а сознание пыталось зацепиться за реальность, еще не смея задавать вопросы «что и почему».
Зрение восстановилось. Вытаращив глаза, Агата уставилась на пожилого мужчину, который печально поджав губы, смотрел на нее сверху вниз. Его седые волосы торчали в разные стороны, как у Эйнштейна на известной фотографии. Широкие зеленые подтяжки поддерживали широкие серые штаны с аккуратными заплатками на коленках. Рукава красной байховой рубашки – закатаны до локтей.
– Что… случилось? – не чувствуя губ, прошептала Агата. – Я упала?
– Мы все расскажем, – старик подошел и помог ей подняться. А потом вместе с девушкой лет двадцати, взяв с двух сторон под локти, проводили и усадили на скамейку.
Агата ошарашено смотрела по сторонам, не понимая, где находится.
Все вокруг было сумрачным, унылым: темные каменные дома с двускатными крышами и ставнями на окнах; кое-где возле стен стояли деревянные бочки и рос колючий кустарник; булыжная мостовая, вдоль которой тянулась низкая кованая ограда – было похоже, что это декорации к фильму о средневековье.
– Тебе лучше? – спросила девушка. У нее были прямые черные волосы с челкой, покрашенной в фиолетовый цвет. Узкое лицо с россыпью веснушек на переносице. В нижнюю губу – продето колечко, а на шее – что-то вроде ошейника с заклепками. Кожаная жилетка поверх черной футболки, солдатский ремень и джинсы с нашивками в виде крестов, дополняли ее странный готический образ.
– Где я? – посмотрев ей в глаза, спросила Агата. – Что все…
– Случился вот какой финтик: тебя проглотил Обжорка, – быстро сказала девушка.
– Ну, Василиса, нельзя же вот так?! – возмутился старик.
– Да какая разница, Сан Саныч?! – девушка всплеснула руками. – Как ты эту новость не преподнеси, она все равно прозвучит погано! Чего уж ходить вокруг да около?
– Эй! – воскликнула Агата. – Что здесь
