подарил невесте подвеску с бриллиантом чуть не в миллион рублей золотом. Название такое… – Он пошевелил пальцами, пытаясь вспомнить. – «Черная принцесса»! Да, именно! Необыкновенного фиолетового оттенка, крайне редкого, уникального. Он купил ее для первой жены на знаменитом аукционе в Лондоне, но подарить не успел, бедняжка умерла. Злые языки говорили, они плохо жили, он поднимал на нее руку. Тогда он подарил камень невесте. Между прочим, семья не приняла Каролину, считая их брак мезальянсом. Но его можно понять… Каролина была ослепительной красавицей. – Матвей Юрьевич замолчал, пожевал губами, откашлялся. – Да, красавицей! Смуглая, статная, с прекрасными темными глазами… не скажешь, что немецких кровей. Ее портрет висел в художественной галерее. А спустя год его племянник Артемий женится на сестре Каролины, Теодоре. Бомба! Новый скандал в благородном семействе! Шквал сплетен и слухов! Город… как это теперь говорят? На ушах! Именно, на ушах. Причем Теодора – тоже красавица. А еще через год случилась трагедия. Старицкий застрелил жену, застав ее с любовником в собственной спальне. Такого у нас в городе еще не бывало, снова скандал и общественность на ушах. Шум, домыслы, сплетни… Все сочувствуют Старицкому и осуждают Каролину. Местные бульварные газетенки захлебываются от слухов. У них был ребенок, мальчик года от роду. Ходили слухи, что ребенок не от него. Старицкого арестовали, заключались ставки: тюрьма или каторга. Но неожиданно суд присяжных его оправдал. После чего передовая студенческая молодежь устроила в суде беспорядки, в городе били окна и даже сожгли трактир на Окружной.
После суда Алексей Старицкий с ребенком исчезли. По слухам, уехали в деревню Сиднев, где у него было имение. Городской дом продали, заводы передали под управление брату Денису. Мебель, картины из художественной галереи, коллекции монет были проданы с аукциона. Почти все приобрел негоциант, нувориш, разбогатевший на военных поставках. Как же его? – Старик замолчал, уставившись в пространство. – Все в моей книге… Не вспомнить, забывать стал. Особенно имена. Ну да ладно, ничего не поделаешь. Он же выкупил здание галереи, где перед самой войной устроил магазин дамской одежды под названием… э-э-э… «Модный пассаж». В витрине его танцевали обезьянка в красном платье и карлик в костюме шута и сидела цыганка с картами. Там толпы стояли, рассматривая механические игрушки. Газеты печатали фотографии, я их видел, когда разбирал запасники музея. Уже тогда одна труха была, все отсырело, разлезалось в руках. А сейчас и того, поди… – Он махнул рукой и замолчал. – Помню, записывал рассказы людей, которые видели своими глазами, очевидцев. Уже никого нет. Так проходит слава земная, молодые люди. На смену аристократам приходят парвеню и выскочки. А я последний, кто знает и помнит. Но кому это теперь нужно?
– А что случилось со Старицким? – спросил Алик.
– Его больше никто не видел. Он безвылазно сидел в деревне, воспитывал сына. Говорили, очень сдал, постарел, стал бирюком и никого не принимал. А еще говорили, что он спятил, никого не узнает, совсем плохой, а мальчика забрал брат Денис и пристроил в какой-то пансионат с глаз долой. И еще говорили, что в его кабинете висит портрет Каролины, его последней любови. Тот самый, из галереи. Он настоял, чтобы ее похоронили в семейной усыпальнице Старицких на кладбище в Бобровниках. К вашему сведению, это самое старое городское кладбище, с памятниками известных скульпторов, фамильными часовнями и усыпальницами. Его открыли в… – Он запнулся и замолчал, вспоминая. – В тысяча шестьсот семьдесят пятом году. Вы, молодежь, должно быть, уже и не знаете, его закрыли еще до войны. Сейчас, поди, и вовсе снесли да застроили, а памятники растащили на фундамент. Вот и получается, что люди живут на костях и понятия про то не имеют. Сам же Старицкий похоронен на погосте в Сидневе. Его брат Денис погиб в Гражданскую войну, что стало с сыновьями, Петром и Павлом, не знаю. Когда я писал книгу об истории города, посвятил кладбищу в Бобровниках целую главу. Помню, несколько дней лазил там с фотоаппаратом, открыл уголки, куда сотню лет, а то и больше, не ступала нога человека, все заросло крапивой и терном. Помню прекрасно усыпальницу Старицких – часовню с куполом и колоннами, а внутри – фрески святых. От центральной аллеи направо, купол виден издалека. Старицкий настоял, чтобы Каролина была похоронена именно там. Это было последнее захоронение в усыпальнице. Он сам, как я уже упомянул, похоронен в Сидневе. Вскоре началась Первая мировая, потом революция и Гражданская, всех раскидало, и бог весть, где их могилы. Я встречался с людьми, которые помнили Старицких, расспрашивал, записывал…
Старик закрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Прошла минута, другая. Старик молчал и, казалось, перестал дышать. Алик и Шибаев снова переглянулись.
– Больше ста лет забвения, и вдруг гражданин Германии просит разыскать родных. Германии! – Матвей Юрьевич открыл глаза и погрозил кому-то пальцем. – Нам наплевать, а гражданин Германии озаботился. – Он снова замолчал. – Никогда не доверял немцам, – сказал после паузы.
– А сын Каролины? Как его звали? – спросил Алик.
– Сын Каролины… – Старик пожевал бледными губами. – Его звали Иван, в честь деда.
– Вы сказали, Денис отдал его в какой-то пансион, а дальше?
– Дальше?
– Он выжил?
– Иван выжил. Лет сорок назад учительница истории из сидневской средней школы попросила проконсультировать ее по вопросам краеведения, они собирались открыть у себя что-то вроде музея. Приятная женщина, неглупая, увлеченная. У нее в школе работал исторический кружок, они даже копали вместе с археологами. Они там каждое лето работают – на древнем городище. Раньше, сейчас не знаю. Времена меняются, интересы другие. Нам плевать, а немцы, вишь, озаботились. Ее зовут Мария Ивановна Новик. Я даже бывал у нее в гостях несколько раз. Дельная женщина, организатор, детишки за ней толпой ходили. Я им советы давал, как проводить опрос стариков, как определить возраст черепков, как обработать материалы из раскопов. Когда мы познакомились поближе, она рассказала о себе. Ее отец был здесь же директором школы, приохотил ее к истории. Иван Алексеевич Новик…
Он замолчал и посмотрел на них, хитро прищурясь.
– Иван Алексеевич? Сын Старицкого? – сообразил Алик.
– Угадали, молодой человек. Фамилию ему дали в детской трудовой колонии, куда он попал с улицы. Свою настоящую фамилию он назвать побоялся, сказал, что не помнит. Выжил, выучился. Воевал на фронте, награжден орденами. После войны вернулся в Сиднев, женился на местной фельдшерице и прожил там до самой смерти. Умер он в конце шестидесятых. Мария Ивановна – его дочь, последняя Старицкая. Замужем на тот момент не была, детей своих не имела. Можно свести ее с вашим немцем, все-таки родственники…
– Дедушка, ты что, заговорил? – услышали они громкий
