что имеет дело с серьезной женщиной, но выдавила только: «Это наше дело».
— Ваше, ваше, — согласился милиционер и отпустил ее руку. — Ты, Кузнец, еще и защитой хорошей обзавелся.
Максим продолжал молчать, а Таня почему-то потеряла всякое желание быть ему «хорошей защитой»… Воспоминания настолько захватили ее, что она только через несколько секунд поняла, что надо сказать что-то, но говорить не пришлось. Гость, быстро освоившийся на своем месте, спросил:
— Каким временем вы располагаете?
Вопрос хороший, достойный, но какая-то легкая неприязнь продолжала мешать Серовой, и она посмотрела на часы. Не объяснять же ему, что сегодня, именно сегодня, в пятницу, она нарушает заведенный порядок. Прикинула, что распорядок уже сломан, взвесила:
— Четверти часа вам хватит?
По глазам посетителя невозможно было понять: доволен ли он, но Серовой было все равно. Радоваться должен.
Небольсин только кивнул, а понять, обрадовался он или нет, было невозможно.
— По порядку. Для удобства изложения и простоты понимания, — будто конферансье объявил он. — Много лет назад исчез Максим Кузнецов, которого оба мы прекрасно знали.
— Знаем, — непроизвольно перебила Серова.
Тогда, больше десяти лет назад, она была уверена, что Максим куда-то уехал. Она позвонила его маме, своей несостоявшейся свекрови, побывала у нее в Кузьминках, долго выслушивала какие-то сбивчивые речи, перебиваемые слезами, и уехала все в том же неведении. Возможности у Серовой тогда были мощные, и она быстро навела справки. Максим долгое время работал в торговой фирме, но потом ушел оттуда. Ушел как-то странно, никому ничего не сказав. Товаровед, сидевшая в одном кабинете с Максимом, рассказала какую-то невнятную историю о махинациях, но это были только слова, ничем не подтвержденные. Максим исчез бесследно. Серова решила, что он просто больше не хочет ее видеть из-за истории с журналисткой Викой, с которой сама же его и познакомила, и перестала с той общаться, продолжая убеждать себя, что Максим где-то неподалеку и просто не хочет встречаться. Он ведь и после их расставания много лет ничем не напоминал о себе.
— Вот по этому поводу я к вам и пришел, — сбился вдруг решительный гость.
Как его? Небольсин? Да, кажется, Валерий.
Татьяна Львовна хотела что-то сказать, но Небольсин продолжил:
— Максим исчез… — Небольсин потер ладонями лицо. Стало заметно, что он волнуется. Держит себя в руках, но волнуется. — Если я у окна встану, можно будет курить?
Курение было категорически запрещено во всем здании, и все знали это. Курилка была устроена на улице, за углом, подальше от ее кабинета. Серова оглянулась:
— Знаете, а у меня…
— Пепельницы нет? — перехитрил ее Небольсин. — Это не проблема.
Он взял с ее стола чистый лист бумаги, разорвал его пополам, одну часть вернул на стол, а из второй свернул кулечек. После этого, уже не спрашивая, встал у окна и закурил.
— В общем, так. Об исчезновении Макса я узнал от его матери. Мы ведь жили в соседних домах, да и с Максом дружили, так что часто забегали друг к другу, и она меня, конечно, знала. В общем, она мне позвонила, попросила приехать. Стала плакать, рассказывать, что Макс связался с какой-то дурной компанией и ведет странную жизнь. Ну, обычный материнский набор, — ухмыльнулся Небольсин, и в его голосе кровоточила тоска по тем, кто уже никогда не сможет ни отчитать, ни приласкать. — В общем, я уже думал, что она просто выплакивается. И вдруг она мне говорит: у меня, Валера, тяжело на сердце. Что-то случилось с Максом. И тут, Татьяна… простите, ваше отчество…
— Львовна.
— Так вот, Татьяна Львовна, недели за полторы до этого был убит наш с Максимом общий друг Валя Носков. Так получилось, что я в тот день дежурил и выехал на место преступления. Подробности вам знать ни к чему, но убийство было совершено с особой жестокостью. Не знай я Носкова, был бы убежден, что у него одна банда выпытывала секреты другой. Оказалось, что перед самой смертью у него в гостях был Максим. Нет-нет, его ни в чем не подозревали, поэтому поначалу я и не думал ни о чем… таком.
Небольсин неопределенно помахал рукой в воздухе.
— А сейчас?
— Что — сейчас? Ах, сейчас… А вот сейчас стали наплывать вопросы.
— Насколько я понимаю, сроки следствия давно истекли? Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь. Впрочем, дело и тогда было закрыто достаточно быстро. В квартире Носкова не было обнаружено никаких следов чужих людей, а допросить Кузнецова не удалось в связи с его исчезновением. Вот так.
— Тогда о чем мы сейчас говорим?
Небольсин отвернулся, затушил сигарету, повертел в руках кулек-пепельницу, вернулся к столу.
— Татьяна Львовна, вы можете вспомнить, с кем Максим встречался в ту пору и чем занимался?
Серова уже почти начала отвечать, когда вдруг вспомнила, что она и сама не пустышка, а человек достаточно серьезный и влиятельный и отвечать на вопросы постороннего человека может только при наличии серьезных причин, заставляющих это сделать. И она уже хотела сказать об этом, когда Небольсин снова заговорил:
— Уточню вопрос. Вы в ту пору слышали, что Макс интересовался расстрелом Романовых?
Глава 7
Беловежская Пуща. Гродно — Москва. Июнь
Любишь кататься, люби и саночки возить, подумал Петр Алексеевич Лопухин, учитель средней школы, щелчком отправляя окурок в полет. Пока окурок летел, Лопухин провожал его взглядом, а когда он упал в густую траву на краю склона, огорчился: какую же красоту испортил!
Красота, в самом деле, была несказанная! Она переполняла Лопухина, заставляя забывать обо всем! Вот уже пятый день они находились в Беловежской Пуще, а Лопухин только сегодня утром вдруг понял, что это — то самое место, где Ельцин и компания разрушили Советский Союз, а поняв, посмотрел на спавшую рядом Терезу и сразу забыл и про Ельцина, и про всех остальных…
До этого времени Лопухин был уверен, что воспеваемая ансамблем «Песняры» Беловежская Пуща принадлежит только Беларуси, но уже в первые же минуты их путешествия какой-то дальний родственник Терезы доходчиво объяснил, что исторически-то Пуща — польская, и придет время,
