- Никто…
Поднимаюсь с дивана, целуя отца в макушку.
- Там машина приехала, - говорю чуть громче, - нам пора.
На кладбище холодно, горло сковывает болью, зажимаю рот ладонью, сдерживая потоки саднящего кашля, и смотрю на принесенные венки. Простуда только обострилась, видимо, мой стресс открыл все пути и усугубил ситуацию.
Вокруг люди, соболезнования, слезы. Теть Аня обнимает меня со спины, прижимает ладонь к лицу, шепча на ухо о том, чтобы я держалась, о том, что бабушка не хотела моих слез и страданий. Все это будто не со мной. Еще одна потеря. Я словно заколдованная, только и умею, что терять близких.
Киваю. Часто-часто склоняю голову, до едкой боли кусая губы и продолжая смотреть на крест. Сглатываю и больше не слышу шума, меня ведет, но Доронина вовремя подхватывает под руку, подставляя плечо.
- Все, все, Марина.
- Нормально, все хорошо.
Отступаю, чувствуя дрожь. Тело отказывается меня слушать, накрываю ладонью лоб, на котором можно спокойно разогреть обед. Я горю, озноб поглощает, а перед глазами то и дело проплывают черные круги.
Люди постепенно растворяются во времени, которое мы здесь провели. Кладбище пустеет. Отец говорит с теть Аней, но я не соображаю о чем. Оборачиваюсь, замечая Доронина. Он стоит поодаль. Позади него несколько человек, видимо, охрана. Киваю в знак приветствия, и он делает то же самое.
Обняв себя руками и перешагнув примятую праву, наступаю на засыпанную мелким камнем тропинку. Сашка все это время не отводит взгляд, я чувствую его на себе. Прохожу мимо, вдыхая запах знакомой туалетной воды.
После моего звонка бывшей свекрови она почти все организационные моменты взяла на себя. И я очень-очень ей за это благодарна, одна я бы не вытянула, а папа, папа сейчас вовсе не был мне помощником. Он пребывал в настоящем трансе из боли и скорби.
Ветер обдул лицо, высушивая на щеках соленые слезы.
- Марин, - Сашкин голос парализовал, и я остановилась как вкопанная, пригладила выбившуюся из-под черного платка челку, и все же обернулась.
- Соболезную.
- Спасибо.
- Садись в машину.
Его рука потянулась к моей и крепко сжала ладонь. Наверное, это то, чего мне сегодня не хватало. Поддержка, именно его поддержка. Почему-то я привыкла, что в самые плохие моменты моей жизни он был рядом, ну, или по крайней мере старался.
- Замерзла? – накидывает на мои плечи пиджак. - У тебя зубы стучат.
Путь от кладбища до дома занял совсем немного времени. Теть Аня настаивала провести поминки в ресторане, но бабушка всегда была против подобного. Поэтому я решила, что в память о ней должна все сделать правильно. В ее квартире, как она того и хотела.
За столом текут разговоры, они пропитаны воспоминаниями, ностальгией, соболезнованиями. В какой-то момент, просто не выдержав всего этого накала, я выхожу из комнаты и, прихватив с собой первую попавшуюся бутылку с алкоголем, иду на кухню. Ставлю вино на столешницу, пробегаю ладонями по лицу, плечам, обхватывая ими локти. Смотрю в окно и присаживаюсь на подоконник.
Вспоминаются наши вечные посиделки за чаем, бабулино ворчание, любила она это дело нешуточно. Но всегда была права, всегда. Что бы она мне ни говорила, в итоге получалось именно так. Склоняю голову, рассматривая свои пальцы.
Сижу в одиночестве почти все поминки, иногда возвращаюсь в комнату, но большую часть времени провожу здесь, на этом подоконнике, одна. Тело пропитывается недомоганием, меня клонит в сон, боль в висках давит, но я настойчиво продолжаю себя терроризировать, выводя на износ.
В десять теть Аня заглядывает в кухню, неодобрительно качая головой.
- Ложись, или к нам поехали, плохо выглядишь. Тебе отдохнуть нужно.
- Все нормально. Сейчас все уже расходятся, я тут приберу.
- Обалдела? Завтра уберут без тебя. Мне смотреть больно, бледная, круги под глазами. Прекращай это, Марина.
- Мне нужно отвлечься. Побыть одной. Что-то сделать, посуду помыть, полы…
- Девочка моя, - подходит ближе, притягивая меня к себе, - не загоняй себя.
- Все хорошо.
- Юра сказал, что в гостиницу поедет. Плохо ему тут, сердце и…
- Я понимаю, ему правда так будет лучше.
- Значит, останешься?
- Да.
- Ну давай тогда, всех проводим, я тебя закрою и поеду.
- Ладно.
Люди уходят очень быстро, отца отправляют в гостиницу, он почти не стоит на ногах, но Доронина заботится и об этом. В одиннадцать дом пустеет, а дверь в прихожей шумно открывается.
- Кого там еще принесло? – недовольно протягивает Доронина, оборачиваясь на звук. - Пойду посмотрю.
Через несколько секунд я отчетливо слышу ее голос и имя. Саша. После звучит еще один хлопок дверью и шум затихает. Вытираю руки полотенцем, все же решаюсь выглянуть в коридор.
- Я пройду?
Сашка уже снял пиджак, оставаясь в одной черной рубашке.
- Проходи, - пожимаю печами, возвращаясь к раковине, уставленной тарелками.
- Ты прости, я хотел раньше, но…
Договорить он не успевает, в кухню врываетя разъяренная Мартынова, ее громкие вопли оглушают. Она без заминок подлетает ко мне, пытаясь вцепиться в волосы.
- Вот почему, да? Опять с ней? Ты опять с ней? Когда?
Доронин отдергивает ее назад, припечатывая к стенке. Анфи продолжает орать и брыкаться.
Я же смотрю на все это в немом шоке, а когда в кухне пару секунд повисает тишина, роняю тарелку, к которой мгновенно приковываются три пары глаз.
- Как ты тут оказалась? Я сказал тебе сидеть ровно? – встряхивает ее за шкирку.
- Ты поэтому меня отправляешь, да? Опять с ней? – подается вперед, но Сашка не ослабляет хвата.
- Рот закрыла и пошла отсюда вон, - смеряет ее опасным, заставляющим леденеть в жилах кровь взглядом.
- Ну ты и скотина, мразь, я…
Он выводит ее на площадку, сдает охране. Я слышу ее крики, они разносятся по всему подъезду. Опускаюсь на корточки, собирая белые осколки фарфора, в какой-то момент понимая, что делаю это не одна.
Выпрямляюсь, почти упираясь носом в его грудь. Доронин забирает осколки из моих рук и выкидывает в ведро.
- …извини за нее.
- Она твоя жена, - пожимаю плечами.
- Мы в разводе.
- Я не знала. Вино будешь?
- А покрепче что-то есть?
- Посмотри в гостиной.
Сашка уходит и возвращается уже с бутылкой водки. Сворачивает крышку и наливает прозрачную жидкость в маленькую рюмку, выпивая ту залпом.
