потому что она не слепая.
— Да. Но послезавтра он станет моим приемным сыном.
— Отвратительно.
— Да, — соглашается она.
Но мы обе все еще наблюдаем, как он пересекает комнату. Потому что его задница соперничает с задницей Меган.
Которая, кстати, неторопливо подходит к нему у бара, подталкивая его своим бедром.
— Она сделала это нарочно, — шиплю я.
— Конечно, она это сделала, — соглашается Элли. — Они одного возраста, Сара.
— Возраст — это просто цифра, — рычу я.
— Эй. Ты великолепна и образована, и у тебя кожа двадцатипятилетней девушки, — напоминает мне моя лучшая подруга. — Тебе не нужно ни с кем соревноваться. Ты в своей собственной лиге.
Я киваю, потому что она права. Я великолепна, образована, и у меня кожа двадцатипятилетней девушки.
— Не забывай об этом, — говорю я ей. Она улыбается.
— Ты бы никогда мне не позволила.
Боже, она меня знает.
Глава 12
Господи помилуй
— Мы пьем шоты, девочки, — Колби с грохотом ставит на стол блюдо, да, именно блюдо с текилой. У него даже в центре триллиона стаканчиков есть лимоны и соль.
— Э-э, мы уже выпили около сотни таких, — говорит ему Элли. У меня уже немного кружится голова, поэтому я закрываю глаза. Когда я это делаю, то понимаю, что, если прищурюсь, то едва смогу разглядеть синяк под глазом Элли. Я говорю ей об этом.
Она смотрит на меня без благодарности.
— Хорошо, — она берет рюмку и выпивает ее залпом. — Давай сделаем это. Если мне придется выходить замуж в синяках, то, по крайней мере, мне не нужно об этом знать.
— Вот это дух, — хвалит ее Колби, затем протягивает солонку. Она вытряхивает немного на запястье, но, прежде чем она успевает лизнуть, Колби хватает ее и облизывает сам. Ошеломленная, я наблюдаю, как он делает глоток, а затем сосет лайм.
После того, как он облизал невесту своего отца.
— Эм. — Элли неуверенно смотрит на него. — Нет.
— Нет? — Колби приподнимает бровь. — Что «нет»? Не повеселишься в ночь перед свадьбой? Это был просто шот, кошечка Элли.
— Не называй меня так, — предупреждает она. — Больше нет.
Он кажется удивленным, но как он может быть таким? Это явно неуместно, даже по моим меркам, а у меня странные стандарты, даже я сама так говорю.
— Ты можешь лизнуть меня, — предлагаю я, протягивая руку.
Колби улыбается, и я предпочитаю считать это признательностью.
— Ладно, ладно. Я не хотел тебя обидеть, Элли, — добродушно говорит он. — Я действительно не хотел. Рад за тебя и хочу, чтобы твой девичник был грандиозным. Должен ли я уйти? Тебе от этого станет легче?
Элли замолкает.
— Эм. Это было бы неправильно. Я имею в виду, ты будешь моим… приемным сыном. — Она снова делает паузу, чтобы подавиться этим словом. — Так что мы будем иногда проводить время вместе.
Колби кивает.
— Верно.
— Но опять же, твой отец в клубе по соседству. Если он увидит тебя здесь, то задастся вопросом, что, черт возьми, происходит. Он понятия не имеет о твоей карьере в «Утопии».
— И он никогда этого не узнает, — спокойно заверяет нас Колби. — Ни о чем не беспокойся, Элли. Это твой вечер. Давай выпьем еще несколько шотов и пойдем дальше, хорошо?
Элли кивает, и я испытываю облегчение. Я хочу, чтобы весь вечер вокруг меня были леденцы для глаз. Да, я такая эгоистка.
Мы выпиваем еще несколько шотов, и комната вращается еще сильнее, а вопли дам, все еще скачущих на пенисе, сливаются со светом и стенами. Если бы у шума был цвет, я бы решила, что он был размытым.
— Что дальше? — спрашивает Элли, и ее речь немного невнятна. Я говорю ей это, и у меня тоже получается не слишком четко.
Мы хихикаем и поддерживаем друг друга, а Колби смотрит на нас.
— Может, тебе стоит закончить на этом, — предлагает он. — У тебя завтра важный день.
— Который час? — спрашиваю я. Неважно, что больше похоже было на «Ктрыйчас?»
— Полночь, — говорит нам Колби. — Кто-то упомянул лимузин. Во сколько тебя отвозят домой?
— В два, — говорю я ему. — Дальше у нас татуировки.
— Татуировки? — Элли теперь визжит. — Я всегда хотела такую.
Я киваю.
— Знаю. Сегодня тот самый вечер, леди.
— Мне нужно решить, что сделать, — бормочет она, барабаня пальцами в воздухе, хотя думает, что они на барной стойке.
Я хихикаю.
— Я уже все спланировала. — Я наклоняюсь и шепчу это ей на ухо.
— Пума. Для Элли-Кэт. На спине, и это может быть, как… раврррр.
Я двигаю лапой. Я имею в виду, рукой.
Она ликует от восторга перед моим великолепием.
— Да!
— Ты действительно думаешь, что должна принимать это решение, будучи пьяной? — Колби сомневается.
Я пристально смотрю на него.
— Я придумала это, когда был трезва. И Элли доверяет мне.
— Я доверяю ей, — подтверждает Элли. — Большую часть времени.
— Все время, — поправляю я ее.
— Большую часть времени.
— Помидор, томат — какая разница, — наконец решаю я. — Нам пора идти. У нас с тобой назначена встреча в тату-салоне на полночь. Мы опаздываем.
— Ты сможешь найти дверь? — спрашивает Колби, и я думаю, что он, возможно, серьезен.
Я осматриваю стену.
— Да.
Нет.
Я шепчу Элли.
— Ты знаешь, где выход? Эта комната переполнена.
— Следуйте за мной, — театрально шепчет она. Колби закатывает глаза.
— Боже правый, дамы. Пойдемте со мной.
Он ведет нас через зал, и когда мы стоим перед тату-салоном, я смотрю на него.
— Ты можешь позвать нас обратно на вечеринку к часу сорока пяти? Мы должны назвать победителей конкурса по катанию на пенисе.
Он качает головой.
— Это не то, что ты слышишь каждый день, но да. Я останусь с тобой, чтобы убедиться.
Он провожает нас в тату-салон, а когда нас вызывают, он уходит с Элли. И я остаюсь одна.
По какой-то причине это заставляет меня чувствовать себя одинокой.
Итак, пока вокруг меня крутится тату-салон, я разговариваю с татуировщиком, большим крепким чуваком по имени Бубба. Я даже не шучу. А еще у него волосатые предплечья, на которых татуировка в виде гигантского сердца с мамой в центре. Опять же, я даже не шучу.
Ему приходится часто просить меня повторяться, потому что, очевидно, я говорю невнятно. У меня, кажется, тоже много слюны во рту, так что Бубба пододвигает ко мне мусорное ведро на случай, если меня вырвет.
— Меня никогда не тошнит, когда я пью, — гордо говорю я ему. — Никогда. Держу пари, я могла бы перепить тебя.
Бубба смеется и дезинфицирует мою лопатку.
— Ты уверена, что это то, чего ты хочешь, верно? —
