Книга Стальная память - Евгений Евгеньевич Сухов

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57

* * *

Задумка Всеволода Бабаева была довольно проста, но с дальним прицелом: продать золотую брошь с большим рубином – вещь весьма заметную – по дешевке какому-нибудь алчному гражданину, чтобы тот отнес ее скупщику в надежде заполучить за нее больше, чем отдал. А поскольку с сорок первого года прием ценностей в государственную скупку был приостановлен, значит, этот гражданин понесет брошь скупщику нелегальному, то бишь барыге, большинство из которых находилось на крючке у шпинтилей[22]. Даже если гражданин попытается самостоятельно продать брошь на одном из городских рынков, то столь приметная вещь непременно засветится, и легавые так или иначе о ней прознают через своих осведомителей (на чем и строился расчет Всеволода Леонидовича). Единственно, чего не следовало допустить, так это чтобы мусора, идя по цепочке от одного владельца броши к другому, не вышли бы на него самого. Стало быть, следовало измениться до неузнаваемости и обзавестись броскими особыми приметами, каковых у настоящего Всеволода Леонидовича Бабаева не имелось. Например, можно сделаться одноруким инвалидом-заикой с крепко поседелыми усами. Если легавые доберутся до человека, продавшего за бесценок золотую брошь с рубином алчному господину, – пусть ищут однорукого усатого заику. Авось найдут…

Стать одноруким не составило труда. Такой трюк Всеволод Леонидович в своей жизни уже дважды успешно проделывал. Первый раз – поздней осенью семнадцатого года, когда маматовские селяне, прознав про революцию и захват Средневолжска большевиками, вооружившись вилами и топорами, пошли расправляться с князем Маматовым, приехавшим на лето в свое имение и застрявшим в нем до осени. Однако Всеволода Леонидовича в имении они не застали. В доме вообще никого не было, если не считать древнего сторожа без руки, потерявшего ее, верно, еще в Крымской войне в середине девятнадцатого века.

Не обнаружив князя, изрядно раздосадованные, селяне принялись грабить господский дом, после чего подожгли его с двух сторон, и к вечеру на его месте тлели лишь головешки. Куда подевался старик-сторож, никто не ведал. Может, он сгорел в этом пожаре, о чем ни единая душа в Маматово не пожалела.

Но старый вояка в пожаре княжеского имения не сгорел – спрятался в овраге за садом дома, а когда пришла ночь, то он собрал загодя приготовленную котомочку, надел сермягу старого покроя, валяную крестьянскую шапку и потопал по направлению к Средневолжску, уже без бороды и с обеими руками. Вряд ли кто признал бы в этом человеке князя Всеволода Леонидовича Маматова, даже если и знал его хорошо. К тому же на руках князя имелась выпись из метрической книги, удостоверяющая, что он никакой не князь Маматов, а Всеволод Леонидович Бабаев, выходец из крестьян Лаишевского уезда, рожденный одиннадцатого сентября одна тысяча восемьсот восемьдесят третьего года и крещенный священником Николаем Медуевым в однопрестольной сельской церкви Покрова Пресвятой Богородицы. Так что вышел из сельца Маматова дворянин Всеволод Леонидович Маматов, а в Средневолжск заявился Всеволод Леонидович (имя-отчество князь не захотел менять ради удобства) Бабаев, происхождения крестьянского.

Второй раз сделался одноруким князь Маматов, когда город Средневолжск оказался в начале августа одна тысяча девятьсот восемнадцатого года в руках чешского десанта и отряда белого подполковника Каппеля, разбившего части красных с минимальными потерями.

Новая администрация города сразу же открыла несколько пунктов для записи добровольцев в «Народную армию» Каппеля, и когда к Средневолжску стали стягиваться красные полки Восточного фронта, была объявлена мобилизация мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет, в каковую группу попал и Всеволод Леонидович Бабаев, на то время работник одной из городских пристаней в Адмиралтейской слободе. Но когда члены мобилизационной комиссии пришли к нему на квартиру, то увидели нездорового на вид мужчину да еще однорукого. Что-то буркнув, члены комиссии развернулись и ушли. А Всеволод Леонидович развязал веревку, стягивающую его руку за спиной, и стер с лица темный грим, делающий его лицо изнуренным и болезненным.

Вот и на этот раз Бабаев завел руку за спину, стянул ее веревкой поперек тела, надел толстый свитер, а на него – потертый коричневый пиджачишко. Посмотрел на себя в зеркало со спины: прижатой руки не видно. Пустой рукав сунул в боковой карман – ни дать ни взять бывший фронтовик, а то и ветеран Империалистической войны, потерявший руку, скажем, в сражении у Красника двадцать четвертого августа девятьсот четырнадцатого года. Седые накладные усы и стойкий перегар (на полоскание водкой ротовой полости ушло не менее чем полстакана спиртного) дополняли облик старого и сильно пьющего «ветерана». Из дома вышел так, что никто не заметил. Да если и заметил: мало ли сегодня шастает по домам да улицам города одноруких да одноногих?

Прошел к Протоке, перешел ее по Сенному мосту. Затем, перейдя улицу Кирова, вошел на территорию Средневолжского центрального рынка. Продавцов и покупателей было немного – люди отмечали победу – однако кушать хочется всякий день. Да и на стол собрать по случаю такого великого праздника – сам бог велел…

Заприметил мужчину в новенькой кепке и в синем бостоновом костюме. Весьма подходящий клиент! Этот наверняка пришел на базар, чтобы прикупить мясной вырезки и фруктов, сразу видно: денежки в его карманах водятся. Именно про таких и говорят: «Кому война, а кому мать родна».

– Не желаете вещичку интересную приобрести, т-товарищ? – обратился к нему Бабаев, обдав мужчину водочным перегаром (от чего тот невольно поморщился) и раскрыв ладонь с лежащей в ней брошью. – Недорого отдам.

Тот едва взглянул на Бабаева и отмахнулся, даже не взглянув на брошь:

– Не нуждаюсь.

Сказанное было в самую точку: мужчина в новой кепке и бостоновом костюме мало в чем нуждался…

Всеволод Бабаев огляделся: возле синего лабаза с жирными потеками, похоже выкрашенного недавно человеком без малярного опыта, стояла баба с большой котомкой. Верно, принесла что-то на обмен, скорее всего, носильные вещи, и будет долго торговаться, покуда противоположная сторона ей не уступит… Стоит старик в сатиновых шароварах и мягких тапках… Озирается по сторонам, что-то выискивая. Этот наверняка живет где-то неподалеку и притопал за разливным молочком, едва наскребя на него бумажных денег и меди… Взор Бабаева остановился на мужчине лет сорока и с небольшой плешью на макушке, одетого неброско. Однако по высоко задранному подбородку, по манере держаться было понятно, что деньги у него водятся, а простую одежду он носил потому, что не считал целесообразным вкладывать средства в куски ткани.

– Товарищ, не желаете п-приобрест-ти? – раскрыл Всеволод Леонидович ладонь с брошью перед простенько одетым мужчиной.

Зорко глянув и мгновенно оценив

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57