Книга Стальная память - Евгений Евгеньевич Сухов

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57

Было у генерал-лейтенанта четырнадцать детей – оставалось загадкой, как он только умудрялся их делать, находясь по большей части на службе, – из коих выжило девять. Из них восемь – дочки. А иметь дочерей – это дело хлопотное, и предполагает, что к определенному их возрасту за ними должно быть достаточно приданого, чтобы иметь в женихах выбор, а главное – не засидеться бы в старых девах, что, несомненно, портит характер, внешность и саму жизнь.

Все дочки у князя выдались как на подбор, красивенькие, воспитанные и умненькие, а таковых мужчины обычно разбирают сразу. Это как за грибами ходить: кто первый с утреца вышел в лес, тому и грибов полное лукошко. Кто же проспал да ушами прохлопал – получи уже срезанные грибницы, поганки да унылые сыроежки, которыми даже червяк брезгует.

Когда же князь Маматов выдавал последнюю свою дочь, Настеньку, за помещика Зюзина, имевшего немалые капиталы и намеривавшего вложить их в металлургическую промышленность, что гарантировало немалую выгоду, то отдал за ней последние сбережения, что благоприобрел за годы служения императрице и Отчизне. Так что доживал князь Сергей Викторович свой век в Маматово, уже более не стремясь к каким-то высотам, ибо снимать дом или даже квартиру в Средневолжске средств уже недоставало.

В иной мир отправился он уже при Александре Благословенном, оставив родовое имение женатому к тому времени сыну Тимофею. Тот вскорости народил одного за другим троих сыновей: Ивана, Валериана и Леонида, последний из которых являлся отцом Всеволода Леонидовича. Никто из троих больших успехов на государевой службе не добился, хотя двое старших Маматовых – Иван и Валериан – смогли как-то устроиться в Москве при Судебном департаменте. Леонид, выйдя в отставку в чине поручика, вернулся в Маматово, оженился и произвел на свет единственного сына Всеволода. Когда тому пошел шестнадцатый годок, Леонид Тимофеевич на пятый год царствования Николая Александровича овдовел, но в трауре пребывал недолго и на третий месяц вдовства привел в дом молодую жену с древнеегипетским именем Клеопатра.

Отношения между мачехой и пасынком как-то сразу не заладились. Не то чтобы она невзлюбила Севу, тут дело другое: относилась она к нему как к обузе, которую предстояло тянуть, а вот напрягаться молодая женщина совершенно не желала. А когда подошел срок понести дитя, заявила, что более в деревне жить не желает, а хочет вернуться в город, где у нее на Горшечной улице имелся собственный дом. Но жилье небольшое и для пасынка место не найдется.

Отцу предстоял тяжелый разговор с сыном:

– Уезжаю я с Клеопатрой в Средневолжск.

– Я еду с вами? – с надеждой спросил Сева.

– Нет, сынок, ты остаешься при усадьбе. Ты уже большой, кому-то ведь надо за хозяйством присматривать.

– Да тут присматривать особенно нечего, – отвернулся Сева, ошарашенный предательством отца. – Хозяйство-то крошечное.

– Тут еще одно… По правде говоря, Клеопатра Флегонтовна не очень к тебе благоволит, а потом и делать тебе особенно в городе нечего, – пожал он плечами. – Голодно тебе в деревне не будет. А если что потребуется, деньжат, например, так я пришлю. Словом, живи как хошь. Вот такое отцовское, мать его, благословение…

Родительские слова тяжело легли на сердце. Получается, что будто бы остался сиротой при живом родителе: ни совета спросить при надобности, ни теплом родственным обогреться. С другой же стороны, можно делать все, что хочется, и ничего тебе за это не будет: хороводы водить, самогон с парнями сельскими лакать да девок по амбарам тискать. Однако все это было не про него: многолюдства и хороводов Сева не терпел, к дракам тоже был равнодушен; вот девок обласкать, это еще куда ни шло, только такое занятие времени много не требует. Получил свое да пошел!

Его интерес заключался в другом…

Год назад Сева пристрастился к картишкам. И целыми днями напролет, лишь с небольшими перерывами на сон и еду, он резался с конюхами и иными желающими в «горку»[21]. Поскольку денег ни у него, ни у его карточных соперников особо не было, играли на мелочь либо в долг, и молодой князь Маматов частенько ходил в должниках у какого-нибудь Степки Рыло или Гервасия Рваного.

Вечерами, вместо того чтобы обихаживать сельских Дульциней, страстно шептать им в ушко приятные глупости и щупать их до веселого писка за разные интересные места, Всеволод сидел с картишками в руках и выдумывал разные шулерские приемы, которые могли бы гарантировать ему выигрыш. Через год младший Маматов уже обладал большим арсеналом мудреных картежных приемов, большинство из которых были придуманы им самим и о которых не подозревали даже профессиональные карточные игроки, посвятившие карточным играм десятки прожитых лет.

Потихоньку, раз за разом Всеволод стал обыгрывать даже опытных партнеров. Вскорости он погасил долги своим кредиторам и даже заполучил некоторые деньги на карманные расходы. Однажды во время проведения шулерского приема он был схвачен за руку одним из зажиточных сельчан, проигравшим ему до того целый пятерик. Несмотря на княжеский титул, Всеволод Маматов был крепко избит: были выбиты два передних зуба, сломано три ребра, отбита голова.

О случившемся стало известно отцу Севы, князю Леониду Тимофеевичу, и он немедленно приехал в Маматово. Рассерженный князь долго и обстоятельно беседовал с отпрыском, а потом, к неудовольствию Всеволода, решил отдать его в двухгодичное Средневолжское юнкерское пехотное училище.

Проходив два года в алых погонах со светло-синей выпушкой, причем не в самых последних учениках без всякого на то с его стороны усилия, князь Всеволод Маматов окончил училище и получил назначение в ближайший пехотный полк, куда прибыл с пятнадцатью рублями и тремя десятками запечатанных карточных колод. Сведя знакомство с унтер-офицерами своей роты, он принялся их обыгрывать, но выигрыши едва покрывали его расходы по их угощению. К тому же ротный фельдфебель, повидавший на своем веку разного люда, быстро раскусил, что представляет собой прибывший из училища розовощекий юнкер и посулил унтерам пересчитать их зубы, ежели кто из них будет «баловаться с князьком в карточные игры».

А однажды, перехватив Маматова в казарме, фельдфебель, не особенно утруждая себя политесами, откровенно сказал молодому князю, что свернет ему шею, как нахальному гусаку, если тот полезет к унтерам со своими шулерскими картами. Глянув в простоватое лицо фельдфебеля, Всеволод понял, что так оно и будет.

Дальнейшая служба пошла довольно гладко: он старался быть строгим, но справедливым командиром, числился на хорошем счету у начальства и

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57