«Живые куклы» (Living Dolls) Наташи Уолтер37, авторы, которые в теории горой стоят за права женщин, говорят о последних чуть ли не с отвращением: они откровенно объективируют и дегуманизируют тех, кого только что критиковали за самообъективацию. Страницы их книг пестрят «вульгарными и шлюховатыми» «эксгибиционистками» и «бимбо» и сочатся ничем не сдерживаемой мизогинией. «Куклы снова наступают», — пишет Уолтер. Ее брезгливое осуждение переплетается с отчаянием и беспокойством.
Риторика такого рода была важной частью культурного контекста, на фоне которого в начале века проводились новые исследования сексуальности. Бэссон настаивала на том, что женскому половому влечению не свойственны ни прямолинейность, ни механистичность, которые приписывали ему Мастерс и Джонсон. Она пристально изучала препятствия, с которыми сталкивается женская сексуальность, и критиковала постфеминистский угар, пытаясь защитить молодых женщин от давления культуры, требующей от них демонстрации собственной сексуальности. Вместе с сексологом Леонор Тьефер (она известна своей многолетней критикой DSM) и ее движением «Новый взгляд» (New View Campaign) Розмари Бэссон выдвинула следующие положения: половое влечение женщины зависимо от обстоятельств, и эти обстоятельства далеко не всегда складываются в ее пользу. Сексизм, мизогиния и социальное неравенство мешают женщине познавать и развивать свою сексуальность38. Процесс познания и развития часто протекает довольно медленно. Раскрытию сексуального потенциала женщины могут также препятствовать и психологические блоки. Главным, что понимал читатель исследований Бэссон, было то, что женщина — это не секс-машина, работающая по заранее заданной программе (появление сексуального желания, возбуждение, оргазм), а полноценная личность, порой находящаяся в непростых обстоятельствах.
Работы Бэссон подспудно поднимали и другие вопросы. Насколько психиатрия и «большая фарма» заинтересованы в промоутировании гиперсексуальности? Какова роль Мастерса и Джонсон и их линейной модели сексуальности в культуре постфеминизма? Действительно ли именно их идеи легли в основу того упрощенно-позитивного представления о сексе, в котором желаемое принимается за действительное? Интерпретация сексуальности, которую предложила Бэссон, — сексуальности обстоятельств, сексуальности хрупкой, уклончивой и непредсказуемой — действительно могла несколько снять общественное напряжение, вызванное дискуссией о сексуальном удовлетворении женщины.
Тем не менее меня чем-то смущает модель ответного влечения и то, как ее эксплуатирует массовая культура («женщины, как правило, отвечают»). Чем же? Во-первых, исходя из этой модели, сексуальное желание может быть расценено как самоцель, которую женщина должна преследовать, даже если не очень-то этого хочет. Во-вторых, от «готовности отвечать» до «обязанности отвечать» всего пара шагов. Отличным примером тому служит большинство женских телепрограмм и журналов. Среди них особенно блещет Cosmopolitan, страницы которого пестрят советами по интимной гимнастике и утомительно жизнерадостными призывами к экспериментам в постели. Идея, что хороший секс иногда требует усилий, может, и неплоха сама по себе, но, как правило, все эти советы предполагают, что усилия будет предпринимать именно женщина39.
Об этом бремени гетеросексуальной любви не забывают и многочисленные секс-руководства40. Скажем, автор христианского справочника «Музыка простыней: раскрывая секреты сексуальной близости в браке» (Sheet Music: Uncovering the Secrets of Sexual Intimacy in Marriage) Кевин Леман пишет, что сексом «можно заниматься из отзывчивости, из чувства долга или ответственности, даже без большого желания». Да, «принудительно», но зато «вы делаете это из любви». В книге «Мультиоргазм на двоих: секреты, которые нужно знать каждой паре» (The Multi-Orgasmic Couple: Sexual Secrets Every Couple Should Know) прямо написано, что «заниматься сексом необходимо ради сохранения отношений». Даже автор «Секс-справочника состоявшейся лесбиянки» (The Whole Lesbian Sex Book) считает, что в отношениях должно действовать правило «никогда не отказывай». Ведь партнерша, которая не хотела заниматься сексом, все равно захочет им заняться, как только все дойдет до дела.
Но если принять за данность, что отношения так сильно зависят от секса, а недостаток полового влечения нужно компенсировать отзывчивостью и постоянной готовностью лечь в постель, то перед нами неизбежно встает вопрос: где граница между благородным вкладом во взаимное благополучие и неприемлемым принуждением к половому акту? «Нейтральное положение» женщины в удачных обстоятельствах превращается в желание и возбуждение, но в то же время может посеять в ней сомнения в ее праве отказаться от секса. Не вручает ли модель ответного влечения одному партнеру инструмент давления на другого?..41
Аргументы в защиту концепции ответного влечения сами по себе довольно показательны42. В трудах Бэссон особый упор делается на сексуальную мотивацию и стимулы. Она пишет, что женщину подталкивают к сексу в основном мотивы несексуального свойства — желание получить «награду» или «отдачу» вроде эмоциональной близости или чувства интимности. Начинать заниматься сексом в состоянии «нейтральности», как пишет Лори Бротто, «не только не аномально», но даже, напротив, «совершенно нормально для женщины, которая находится в долгих отношениях». Важно только «нормализовать ее недостаток сексуального желания в начале полового акта». В описании своей «мотивационно-стимулирующей» модели Бэссон вообще выражается очень характерно: «потенциальной возбудимостью» женщины она называет ее расположенность «быть подведенной к сексу».
Названия новых диагностических категорий, введенных в DSM-5, также отражают идею о том, что женщине не свойственно с самого начала чувствовать сильное половое влечение, да и, возможно, половое влечение как таковое. Согласно последней версии «Руководства», критерий «недостаток/отсутствие сексуальных фантазий и полового влечения» (HSDD) закреплен за мужчинами. Применительно к женщинам в DSM-5 не используется словосочетание «половое влечение», оно заменено на «сексуальный интерес». Из описания «нарушений в области сексуального интереса/возбуждения» у женщины исключены упоминания об эротических фантазиях, сексуальной инициативе, активной реакции на действия партнера. Есть только «интерес к сексуальной активности». Таким образом, согласно DSM-5, у женщины нет никакого «полового влечения», а следовательно, не может быть и его «нарушений». Разумеется, формулировки DSM не истина в последней инстанции, однако они все равно показательны: у мужчин есть половое влечение, у женщин — сексуальная мотивация и стимулы; у мужчин случаются расстройства полового влечения, а у женщин — расстройства «интереса/возбуждения». Эти тонкие семантические различия исключительно многозначительны: выходит, что вклад женщины в сексуальную жизнь пары скорее рассудочен, в то время как вклад мужчины больше связан с чистым либидо. Женщина «рассматривает возможность» секса, а мужчина просто его хочет. Интерес женщины к сексу, таким образом, гораздо менее «сексуален».
Модели сексуального поведения, конечно, нуждаются в пересмотре, а обстоятельства, от которых так зависит усиление или затухание возбуждения, — это очень важный аспект секса. Но действительно ли нужно исключать из словаря женской сексуальности все, что связано с «половым влечением»? Или, поступая так, мы, наоборот, рискуем еще глубже увязнуть в колее устаревших представлений о том, что для женщины секс — это всегда взвешивание рисков и интересов, а для мужчины — глубокая естественная потребность?
Клинический
