Желание Лоренса обеспечить стареющего Аттикуса загородным жилищем отнюдь не являлось прикрытием эгоизма. Он любил Аттикуса и Данте так же страстно, как и я. Он волновался, когда они болели, и водил их на прогулки на собачью площадку, несмотря на отвращение к одновременному взаимодействию с таким количеством людей. Когда мы поехали в отпуск в Париж, он так по ним скучал, что начал писать песни, посвященные им. Возможно, атмосфера этого города заставила его мысленно вернуться во времена проведенного здесь студенчества. Так или иначе, он использовал мотив «Милорда» Эдит Пиаф и написал песню «Мои любимые собаки»:
Что же это за собаки?
Мой песик Аттапух!
А рядом с ним братишка Данте,
Забавный длинноух!
Целый день, резвясь, играют,
Целый день рычат и лают!
К вечеру без задних лап
Падают и отдыхают.
Гоняться за котами? Да!
Какая чудная игра!
Но вот стемнело, и, увы,
Уж не поднять им головы…
До самого утра.
Ну как мог человек, на улицах Парижа распевавший песни о своих собаках, навсегда закрыть свое сердце для Бу? Я не теряла надежды.
Мы переехали в июле, и к концу августа я нашла то, на поиски чего потратила весь последний год в Нью-Йорке. Я уже видела, какое влияние оказывает Аттикус на эмоциональное состояние людей в моем офисе и на мое собственное — дома. Теперь у меня был еще и Данте, самый дружелюбный и простодушный пес в мире, готовый демонстрировать любовь к каждому встречному. Я знала, что он будет великолепен в качестве собаки-психотерапевта. И вот, именно здесь, в округе Путнэм, в газете бесплатных объявлений я прочитала сообщение о том, что в Махопаке проводится набор на курсы обучения психотерапии с привлечением животных. Я немедленно записалась в эту группу.
Энергия била из Данте ключом, но он был почти ничему не обучен. Он выполнял команду «Сидеть!» и довольно неплохо ходил на поводке, но этого катастрофически не хватало, чтобы допускать его к больным людям. К счастью для меня, Данте оказался способным учеником. Мне приходилось напрягаться, чтобы поспевать за ним. Наступил день экзамена, который, несмотря на все наши успехи, мы с треском провалили. Я заливалась слезами, а Данте, чувствуя мое огорчение, дрожа, жался к моим ногам. Женщина, организовавшая эти курсы, Диана Пеннингтон, также основала организацию под длинным названием «Психотерапия человеческих взаимоотношений при помощи животных». Она горела желанием создать как можно больше пар, способных наносить терапевтические визиты, и сжалилась надо мной. Она поделилась со мной своими идеями, мы пару раз встретились, и я прочитала гору литературы. Я предложила Диане помочь с обучением следующей группы при условии, что она бесплатно включит в нее и нас с Данте. Она согласилась. Так началась моя новая карьера.
Преподавание фактически на курсах психотерапии мне самой казалось странным началом карьеры дрессировщика. Тогда я этого не знала, но эти курсы соответствовали университетскому уровню подготовки собак. Когда и эта группа закончила свое обучение, мы с Данте приготовились ко второй попытке. На этот раз мы прошли. Экзаменатор был потрясен успехами, достигнутыми нами с момента предыдущего испытания, и лестно высказался о моих способностях.
Наконец в моем распоряжении появились слова, которыми я могла объяснить, что делал для меня Аттикус и что, как я надеялась, мог сделать для других людей Данте. Это была психотерапия, осуществляемая посредством общения человека с животным. В марте 2000 года мы с Данте начали наносить визиты людям с различными отклонениями и нарушениями развития.
Но год спустя, в марте 2001-го, после триумфа Данте в программе «Питомцы-партнеры» (в прошлом «Общество „Дельта“»), я пришла к выводу, что хуже тренера, чем я, в мире не существует. Я никак не могла объяснить своему шестимесячному щенку, что писать и какать в доме нельзя. Я пыталась изыскать любую возможность, чтобы помочь Бу усвоить необходимые уроки, а также чтобы понять, чему он сам должен научить меня.
4
Кое-что для Чака
В эти первые четыре месяца Бу понемногу учился каждый день и, несмотря на сдержанное отношение Лоренса, я видела, что муж начинает оттаивать. Одновременно эти ужасные зимние месяцы способствовали тому, что мы с Бу встали на удивительный путь, подсказанный необходимостью помочь как ему, так и моему брату.
После многих лет, на протяжении которых я чувствовала себя изгоем в своей собственной семье, я наконец начала устанавливать мирные взаимоотношения с мамой и папой. Хотя мы с отцом больше не возвращались к разговору о применяемом по отношению ко мне насилии, его радикально изменившееся поведение значило для меня гораздо больше, чем любые слова извинения. Мы избегали скользких тем, концентрируясь на том, что было между нами общего. Я всегда стремилась что-то соорудить возле дома, а для него строительство и вовсе превратилось во всепоглощающее хобби. Он одобрил мою идею украсить балки веранды ручной резьбой. Мама нас поддержала. Она вообще всегда и во всем соглашалась с отцом. Годы смягчили ее перфекционизм. Теперь она даже могла посмеяться над несовершенством окружающего мира, включая себя.
Отношения с остальными членами семьи представляли собой задачу, над решением которой еще предстояло потрудиться. Я никогда не чувствовала себя в безопасности рядом с кем-то из них. Поэтому я закрылась и почти не общалась с ними. Какое-то время я надеялась преодолеть пропасть, разделяющую нас с сестрой, но мои усилия так ни к чему и не привели. Много лет спустя я поняла, как безнадежна была эта затея с самого начала. Визжа в телефонную трубку и пересыпая свой крик проклятиями в мой адрес, она сообщила мне то, о чем я давно подозревала.
— Ты в нашей семье никто, — кричала она, вонзая в меня слова, как кинжалы. — Ты всех бросила и уехала. Ты никогда не была членом нашей семьи.
Меня всегда поражала способность собак прощать. Когда мы с Аттикусом расстались с Робом, прошло шесть лет, прежде чем пес увидел его снова. Шесть лет для собаки — это почти полжизни. Тем не менее, когда Роб с женой и детьми появился у нас на пороге, пес со счастливым щенячьим визгом начал прыгать вокруг, радуясь виду и запаху старого друга. Подобно Аргусу, псу Одиссея, который узнал своего хозяина после многолетней разлуки, Аттикус не только не забыл Роба, но и немедленно простил ему столь долгое отсутствие.
Мне повезло. Я узнала, что Чак в этом смысле подобен Аргусу, а не моей сестре. Жизнь развела нас в разные стороны, и мы почти не общались, не считая встреч во время каникул и праздников. И все же иногда случалось, что праздничная суета в родительском доме стихала и нам удавалось поговорить, возродив уютную и доверительную атмосферу, некогда окружавшую все наши беседы. Когда у Чака родилась дочь, его расположение ко мне еще больше возросло, и, приезжая в гости к родителям, мы стали бывать вместе чаще, чем прежде. Мы всегда включали в наш круг и мою маленькую племянницу, стараясь ее чем-нибудь побаловать. Благодаря семейным встречам и праздникам в течение полугода после моей свадьбы с Лоренсом наши отношения еще более углубились. Теперь в присутствии Чака я снова чувствовала себя свободно и раскованно, что меня несказанно радовало.
