возражает Крисси.
— Сейчас 6 утра, и у меня уже самый худший день в моей жизни, — замечаю я. — Мне нужна небольшая детская терапия.
Марк смеётся, передавая своего всё ещё сонного сына мне на руки, и я сразу же вдыхаю неописуемо удивительный детский запах, когда прижимаю его к себе.
— Привет, Винни, — воркую я, покачивая его на коленях.
Его пронзительный радостный смех мгновенно заставляет меня чувствовать себя лучше.
— Кто лучший мальчик? Так и есть! Да, это ты!
Марк и Крисси закатывают глаза, но позвольте мне целых пять минут игнорировать мир, пока я корчу смешные рожицы Уинстону и радуюсь каждому бессмысленному звуку, исходящему из его крошечного розового рта, вероятно, потому, что они нашли ссылку на видео на "Ютуб" и наблюдают за моим поцелуем, показанному по всему миру, с восторженным вниманием и содержательными комментариями.
— Смотри, Марк! Вот она!
— Я вижу её, дорогая.
— Смотри, моё платье подружки невесты! Я выбрала отличные платья. Я была потрясающей невестой.
— Я знаю, дорогая.
— Знаешь, я велела ей надеть его.
— Я был здесь, дорогая.
— О, Боже! Посмотри на это! Он целует её! С языком!
— Я мог бы прожить, не видя этого, дорогая.
— О, и посмотри на этого маленького хорька, Ральф! Он так зол. Но он абсолютно этого заслуживает. Он проныра, ты согласен, Марк?
— Согласен, дорогая.
И так далее, и так далее.
Когда Марк, наконец, забирает своего сына, я снова поворачиваюсь к экрану с удрученным раздражением.
— О, смотри! — говорит Крисси. — Они также прикрепили запись твоего радиовызова! Мы должны послушать.
Я застонала и уронила голову на руки.
— Мне не нужно слушать, я была там, помнишь?
— Ну, мы не были!
Она нажимает кнопку, включая звук, и прежде чем я успеваю её остановить, и внезапно из динамиков раздаётся голос ведущего КБЛ.
— Поздравляю, вы наш сотый абонент! Назовите ваше имя!
Я вздрагиваю, когда мой собственный голос, резкий и слишком гнусавый, наполняет комнату.
— Джемма. Джемма Саммерс.
— Откуда вы?
— Из Кембриджа.
— Ну, Джемма Саммерс из Кембриджа, вы выиграли два билета на матч плей-офф сегодня вечером!
Дерьмо.
Чёрт, чёрт, чёрт.
Почему, ох, ну, почему я назвала им свою фамилию? И почему я не могла солгать и сказать им, что я из какого-нибудь дурацкого массачусетского городка, где они никогда не смогут меня найти? Как Марблхед. Или Свампскотт. Или Сэндвич.
Они никогда не выследят Джемму из Сэндвича.
Голос Марка прерывает мой мысленный бред:
— Помнишь, как я сказал, что у тебя есть, по крайней мере, час или около того, прежде чем они сообразят, что ты та таинственная девушка? — спрашивает он, с сожалением глядя на меня с другого конца комнаты.
Я сглатываю.
— Да?
— Ну, я думаю, у тебя осталось минут десять.
— Чёрт.
Я опускаю лоб на прохладную гранитную столешницу, вся надежда покидает мою систему.
— Я боялась, что ты это скажешь.
ГЛАВА 9
КАНАРЕЙКА
Через полчаса жизнь, какой я её знала, закончилась.
Облачившись в позаимствованные у Крисси слишком длинные джинсы, которые мне пришлось трижды подвернуть внизу, и квадратный, слишком большой свитер, который делал меня похожей на представителя "ГАП", я ухитряюсь скрываться от радаров на протяжении всей двадцатиминутной поездки на метро через реку в Кембридж. Никто не смотрит на меня дважды, даже когда я прохожу три квартала от станции до своего дома.
Я начинаю думать, что, быть может, Крисси и Марк слишком остро среагировали.
Затем я добираюсь до своей улицы.
Мои ноги замирают, когда я вижу, что минимум три фургона новостей припаркованы перед моим подъездом. Репортёры готовятся, операторы кружат, а люди с большими камерами расставляют своё оборудование, поскольку они, несомненно, готовятся к утреннему выпуску новостей.
Обо мне.
Если, конечно, миссис Хендриксон из 1С в итоге не заставила их написать статью об её коте Биглоу, который, как она клянётся, может предсказывать местные погодные условия. Но почему-то я сомневаюсь, что заварушка именно из-за этого.
— Чёрт возьми, — шепчу я себе под нос, на мгновение задумавшись, а потом понимаю, что однозначно не смогу пройти через парадные двери, не подлив горючего и в без того горячую историю.
Вздохнув, я сворачиваю на боковую улицу и огибаю квартал, молясь, чтобы ни у кого из репортёров не хватило ума разбить лагерь у входа в переулок.
Я исполняю небольшой импровизированный счастливый танец на улице, когда заворачиваю за угол и вижу, что с этой стороны мой путь в здание свободен. Бросившись к задней двери, я набираю код и проскальзываю в задний коридор. Дверь со щелчком закрывается за мной, закрывая всю сводящую с ума помпезность и папарацци, которые, кажется, непрерывно сопровождают Чейза Крофта, который, несмотря на сказочные навыки поцелуев, является довольно большим придурком, раз взвалил на меня всё это без предупреждения. Думаю, теперь у меня есть ответ на вопрос, почему он извинился за то, что поцеловал меня прошлой ночью.
Я глубоко, скептически вздыхаю, прислоняясь к двери.
Мне только что пришлось прокрасться в чёртову квартиру, как будто мне снова шестнадцать, а мама спит наверху. Правда, на этот раз мне не пришлось карабкаться по шпалере, но всё равно это чертовски раздражает. Я не задаться мыслью, а вдруг это — уклонение от операторов и ныряние по переулкам, чтобы просто добраться домой — новая норма… Похоже, мне всё же придётся переехать к пруду в глуши.
Или, может быть, на Таити.
Я всегда мечтала побывать на Таити, хотя, если бы кто-нибудь дал мне миллион долларов, чтобы я указала его на карте, я бы не стала ни на цент богаче.
По херу.
Дело в том, что поцелуй прошлой ночью был чертовски потрясающим.
Но последствия в значительной степени отстой.
* * *
Я никогда не хотела быть знаменитой.
И никогда уж точно не хотела быть какой-либо, нежели скучной, изолированной, замкнутой Джеммы, наедине со своими картинами маслом, несколькими близкими друзьями и почти смертельной привычкой к кофеину.
По большей части я довольна жизнью.
Ладно, я признаю, что последние несколько месяцев встреч с Ральфом не были особенно яркими, но до тех пор я была чертовски довольна. Отличные друзья, солидная работа, квартира с контролем за арендой…
Я (в основном) живу мечтой.
Поскольку моё собственное искусство не оплачивает счета, я работаю полный рабочий день в галерее в центре города под названием "Пойнт-де-Фюите", которая продаёт чрезвычайно дорогое современное французское искусство авангардным предпринимателям, покровителям, — да, в обоих смыслах этого слова, — светским львам и богатым бизнесменам, которые всегда ищут следующего Моне или Ренуара.
Конечно, я предпочла бы
