пя… смотрят на нее очень долго, создавая толчею.
Вера невольно взглянула на начальника музейной безопасности. Он хорошо говорил по-английски, но проявлял явные качества мизантропа и, видно, не очень жаловал посетителей Прадо. Хотя, как правило, все работники музеев не особо их любят.
– Есть еще такие места, где люди толпятся больше обычного? – бросил ему за плечо Эмиль.
– В зале Босха всегда негде яблоку упасть. Особенно с недавних пор, как в Прадо вернулся «Стог Сена». Его забирали в апреле для реставрационных работ.
У Веры подпрыгнуло сердце. Она-то знала, что триптих Иеронима Босха вовсе не для реставрационных работ увезли из музея, а для торгов. Она вспомнила, как сын главы аукционного дома Ардитис – Даниель показывал ей картину в семейном хранилище и увлеченно рассказывал о каждой миниатюре, изображенной на полотнах[15].
Вера кинула взгляд на сосредоточенно нахмуренного Эмиля, – его глаза перебегали от одного монитора к другому. Зачем он спрашивает про залы с наибольшим скоплением людей? Ведь не все они расположены рядом с женскими туалетами, где Аска могла бы натянуть черный обтягивающий костюм и маску.
– В зале Гойи, там, где висят самые мрачные работы художника, тоже всегда тесно. И у «Менин», разумеется. – Барба хмыкнул, не стараясь скрыть снобистского настроения. – Про Зал Веласкеса вы уже знаете. С одного из портретов короля Филиппа до сих пор пытаются оттереть кровавую кляксу, что оставила одна из убитых.
Вера вновь посмотрела на начальника. Ее заставила нахмуриться беспристрастность, с какой он сообщил о пятне крови и об убитой. Будто повредили манекен или куклу, а не человека убили! Он производил впечатление ужасного сноба, которому предметы искусства коллекции Прадо дороже, чем люди. Он не выказал сожаления по поводу смертей, или беспокойства, что подобный инцидент может повториться, ни разу не упомянул жертв. И изъяснялся на совершенном британском английском.
Наконец на мониторе верхнего левого экрана мелькнуло что-то темное. Угловая камера в одном из залов захватывала небольшое пространство коридора и серую дверь с табличкой «WC», у нее на секунду показалась удлиненная тень человеческой формы, но вида совершенно не характерного для человека, явившегося лицезреть экспонаты. Никто не ходит в музеи в костюме черного Человека паука!
– Увеличить можно? – Эмиль ткнул пальцем в экран.
– К сожалению, картинки четче не получить, – покачал головой длинноволосый. Он подъехал на стуле к клавиатуре, вывел изображение на весь монитор, но оно не позволяло уловить то, что творилось в самом темном углу экрана – продолговатое пятно могло быть ногой или другой частью туловища.
– Где это? Рядом с залом Веласкеса?
– Да.
– Оставайтесь здесь.
Эмиль выскочил за дверь. Через минуту все увидели, как он пронесся мимо красных стен через зал Муз. Хавьер Барба дернулся было за ним, но вернулся к камерам, попутно что-то пробурчав по-испански в рацию. Сотрудники охраны перебросились с ним парой слов, он жестом велел оставаться на местах. Вера могла понять лишь часть фраз. Видимо, Барба решил довериться Эмилю – из сказанного ей удалось уловить, что он знал того по газетам. То, что детектив часто брался за расследование хищений предметов искусств, – тоже было ему известно.
Пятно на мониторе с камеры у двери в туалет сдвинулось, вырисовавшись сначала в чье-то колено, а следом в черную фигуру. У всех замерло сердце. Теперь было отчетливо видно, что фигура облачена в черное трико, водолазку и маску во всю голову (или это балаклава или черная шапочка), а в руке продолговатый узкий предмет с пугающим металлическим блеском. Будто в нерешительности она стала двигаться вдоль стены. Мимо ходили люди. Некоторые не обращали внимания на странного персонажа из кинокомиксов и, увлеченные своими мыслями, исчезали в дверях туалета, иные шарахались, подпрыгивали, хватаясь за грудь, и тут же убегали. Шутка ли – наткнуться в музее на нечто, выглядящее, как пиявка в человеческий рост!
Сделав пару шагов, это странное создание остановилось прямо напротив камеры, будто нарочно, чтобы его можно было лучше разглядеть. Потом припало спиной к стене и сползло к полу, присело на корточки, сжалось. Не выпуская ножа из рук, оно закрыло перетянутое маской лицо черными пальцами. Лезвие поблескивало в свете дневных ламп.
Все в комнате охраны приковали взгляды к этой мистической и пугающей, но будто источающей горечь Люцифера, черной фигуре, смотрели на нее, затаив дыхание и позабыв об Эмиле.
Тем временем тот несся из зала в зал, перемещаясь с экрана на экран, все равно что Марио, бегущий спасать принцессу Пич. Он растолкал целую делегацию студентов на узкой лестнице, просочился в толпу туристов, внимательно слушающих гида у портрета дамы в пышном платье, и возник прямо перед предполагаемым убийцей, резко затормозив перед ним.
Тень тотчас отпружинила от пола и набросилась на Эмиля.
Это случилось так быстро, в один миг, – никто ничего не успел сообразить. Испанцы в операторской дружно ахнули. Вера закрыла лицо руками, но раздвинула пальцы, чтобы не упустить ни мгновения.
Две черные тени – незнакомец и Эмиль – сцепились на полу и исчезли с одного экрана, сразу же возникнув на другом, где транслировался многоугольный зал Веласкеса со сводчатым потолком. По центру висело знаменитое полотно «Менины», справа и слева картины поменьше.
Незнакомец вывернулся из рук Эмиля и попытался достать его ножом, ударив несколько раз точно и профессионально. У него была боевая стойка, а рука выстреливала, как на пружине. Эмиль отскакивал от удара вправо, влево, но не атаковал. Он что-то говорил ему, но тот не слушал, все выстреливая ножом.
Люди вокруг носились, как угорелые, потеряв способность ориентироваться в пространстве, натыкались друг на друга, прежде чем выскакивать в двери. Кто-то полз вдоль стены под полотнами, чтобы добраться до выхода, кто-то достал телефон и принялся снимать.
Хавьер Барба отстегнул от пояса рацию и орал по-испански, прося кого-нибудь из сотрудников связаться с полицией. Эмиль обхватил одной рукой запястье противника, другой сжал горло, попытался вывернуть руку, но тот потянул его на себя, и шеф получил хороший удар коленом в подбородок. Убийца развернулся спиной и выпростал ногу так, что его стопа пришлась в солнечное сплетение Эмиля. Тот не успел поймать равновесие, как получил еще один удар – пяткой в скулу.
Сжав рацию в дрожащих пальцах, Хавьер Барба приник к столу. Остальные сотрудники вскрикнули, будто во время футбольного матча. Эмиль, припав к полу коленом и ладонями, выпростал ногу снизу. Убийца не успел отпрыгнуть, рухнув плашмя. Эмиль набросился сверху, нож отлетел в сторону. Он оседлал противника, но вдруг дернулся, скривившись, и они поменялись местами. Никто
