на бок и ударившись головой, я чувствую сильное головокружение и понимаю то, что эта машина, объехав меня, просто уезжает с места преступления.
— Господи! — слышу крик какой-то женщины. — Сбил и просто уехал! Урод! — перед глазами очень мутно, но я пытаюсь встать. — Нет! Лежи! — женщина не дает мне встать. — Тебе нельзя двигаться! У тебя могут быть переломы и сотрясение. Я сейчас вызову скорую! Все будет хорошо, — и кладет мне что-то мягкое под голову. Кажется, кофту.
Дальше я слышу, как подходят еще какие-то люди, спрашивают, что случилось, а я будто все дальше и дальше от них, пока окончательно не отключаюсь.
Глава 16
Медленно разлепляю веки.
Даже это тяжело.
Я в больнице. Наверное, в местной, к которой прикреплена. Хорошие люди не бросили меня, дождались, чтобы передать меня скорой. Я всегда знала, что хорошие люди есть в нашем мире.
Оглядываю белую палату, в которой почему-то только я одна. Что за роскошь? Даже одной соседки нет. Хотя, это даже хорошо. Помню в детстве я лежала в больнице с тремя девочками. Одна без конца болтала, другая храпела, а третья меня пугала своим враждебным взглядом. Те еще деньги с ангиной были.
Слегка приподнимаюсь и не знаю, что делать. Кто-то придет, наверное, позже. Давно я в больницах не лежала, но зато часто в них бывала под конец маминой жизни. Она до последнего хотела оставаться в домашней атмосфере, пока однажды, принимая душ, просто не выключилась, ударившись головой о край ванны. И я поняла, что так не может продолжаться, что за ней нужен присмотр врачей, которые лишь разводили руками, говоря, что помочь ей может лишь особая операция, которая стоит немалых денег, которые отец уже успел превратить в цацки для своей дряни. Он даже в больницу не приходил к маме, аргументируя это тем, что его Полина против общения с бывшей. Вертела им, как только хотела.
Глубоко вздохнув, я хочу предпринять попытку встать. Вроде все хорошо. Мне нужно зайти в магазин, проверить все ли там в порядке. Я не останусь здесь на ночь. Никто меня не заставит. Я подпишу, что угодно, чтобы меня выписали и выдали вещи. Некогда мне тут отдыхать. Я чувствую боль лишь в бедре, но терпимую.
Но едва я приподнимаю спину, ручка двери дергаются, и я расслабляюсь на подушке, но уже в следующую секунду напрягаюсь донельзя.
Нет… Этого не может быть. Иллюзия.
Что он здесь делает?
Я скорее ожидала увидеть здесь отца, Киру…
Но точно не его.
Откуда только он знает?
— Здравствуй, Эвелина, — произносит Ковалев, закрывая за собой дверь.
Я таращусь на него и ни слова не говорю. Пускай он говорит, что ему из последнего нашего разговора не понятно до сих пор.
Он берет стул у стены, ставит его справа от меня и садится.
Я и зла, и шокирована… Все чувства перемешались.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает от хрипло.
— Вы что тут делаете? — спрашиваю, продолжая смотреть на него как на призрак.
— Опять «вы», — немного досадно.
— Вы думаете, что у меня после небольшой аварии мозги отшибло, и я не помню о нашем последнем разговоре?
— Я рад, что тебе не отшибло мозги, — кивает. — У тебя легкое сотрясение и…
Все разузнал уже. Вот какого черта?
Не дает мне забыть!
— Не надо. Я хочу все услышать от врача. Не от вас.
Ковалев немного хмурится и отрывает от меня взгляд.
— Зачем вы пришли? Как вы вообще узнали, что я в больнице?
— Все очень просто, — снова обращает на меня Ковалев. — Ты занесла мой номер в черный список. Я мог позвонить с другого, но понял, что ты не станешь слушать меня вот так. Я решил наведаться к тебе в магазин. Там тебя не оказалось. Тогда я поехал к тебе домой, где тебя тоже не оказалось.
— И?.. Что дальше?
— Дальше я решил, что ты в каком-то другом месте, и мне стоит прийти завтра. Но когда возвращался к машине, услышал женщин возле твоего дома. Они обсуждали то, как неподалеку сбили рыжую девицу из этого дома.
— И вы решили, что речь про меня?
— Я решил проверить. Сделал небольшой запрос на наличие в больницах города Зубровой Эвелины Дмитриевной. И нашел тебя.
Нервно выдохнув, я резко отвожу взгляд в окно.
— А зачем пришли? — по-прежнему смотрю в окно. — Мне не нужно, чтобы вы меня навещали.
Виснет мучительная тишина, во время которой я борюсь с собой, чтобы вести себя достойно.
— Да, я тебе не сказал, что женюсь, — начинает он, а у меня аж все сжимается внутри от его слов. — И не собирался, если честно, говорить. Думал, ты не узнаешь.
Обалдеть просто… Слов нет. Точно такого я не ожидала услышать.
— Ясно. Больше ничего не надо говорить. Это неважно, — упорно продолжаю сверлить взглядом окно, лишь бы не на него смотреть. Иначе я могу и вспылить. Мне в открытую только что сказали, что хотели сделать из меня дуру, но не получилось. Обидно, наверное.
— Останешься на ночь в больнице? — меняет тему мерзавец.
— Уходите.
— Эвелина, посмотри на меня. Ты слышишь меня?..
И тут он решается коснуться своей рукой моей, а меня как током шарахает, и я, сильно дернувшись, смотрю в его глаза испепеляюще, немного исподлобья.
— Не хочу я на вас смотреть. И не трогайте!
Слезы обиды давят изнутри, но я буду держаться.
— Глупой я тебя не считаю. Не знаю, на что надеялся, когда решил, что до тебя это не дойдет.
— Я же сказала, что это уже все неважно.
— Да нет, важно.
— Это уж я решать буду, — шиплю. — Точно не вы. Мне уже ни черта не важно. И я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас же. Волноваться за меня не стоит.
— Я так не думаю. Очевидцы происшествия все в один голос говорят, что тебя толкнули машиной специально. Никого другого не задели. Только тебя. И так, чтобы не убить. Машина была без номеров.
— На что вы намекаете?..
— У тебя нет никаких проблем с кем-нибудь?
Ах вот на что намекает.
— Я поняла, что вы думаете. Это исключено.
— Может, кто-то хотел у тебя выкупить магазин, а ты не согласилась. Ты вспомни.
— А вы что, следователь?
— С тобой еще поговорят. Я тоже хочу знать, что могло случиться. Скажи мне.
— Нечего говорить. И хватит изображать заботливого, Ярослав Валерьевич. Помогать мне тем более не надо. Я вас за это никогда не отблагодарю. То, что со мной произошло этим утром — вас
